третий раз за сегодняшний день я оказалась на улице Короля Георга. Там ко мне привязалась какая-то бабулька с авоськой на голове и принялась рассказывать, что у нее пятеро больных внуков и поэтому я должна сделать мицву, то есть исполнить заповедь благодеяния и дать ей денег, а она взамен меня благословит и повяжет на руку красную ниточку от дурного глаза. Я сказала, что денег у меня нет и дурной глаз на меня и так положили, так что ниточки меня не спасут. Бабулька мне не поверила и сказала, что молодежь нынче пошла бессердечная и бессовестная и лгать я не должна, а просто вежливо отказаться дать деньги. Я послала ее в баню, то есть к Азазелю, а она плюнула мне вслед и сказала, что все русские – шиксы и гои и благословения не заслуживают. Я тоже плюнула в нее. Я больше не собиралась ни с кем церемониться.

Старушка села на землю и заголосила, указывая на меня пальцем. Вокруг нее столпились какие-то люди, помогли ей встать, укоризненно покачивали головами. От группки отделилась другая женщина, помоложе, и пошла меня догонять, читая на ходу мораль о том, что эта бабулька вот уже двадцать лет тут торгует красными ниточками от сглаза, и все ее знают, и обижать ее некрасиво. Я сказала, что я ее не обижала, это она меня обидела – если бы у меня были деньги, я бы ей дала. Женщина вдруг проявила чудеса гражданского долга и спросила, все ли со мной в порядке и нужны ли деньги мне.

Я сказала, что мне ничего не нужно и пусть она меня оставит в покое. Но она меня в покое не оставила и донимала вопросами, где мои родители и где я живу. Я еще раз попросила ее от меня отвязаться, но с таким же успехом можно было говорить со стенкой. Что-то во мне показалось тетеньке подозрительным, и она спросила, не нужно ли позвать полицию. Я сказала, что не нужно, но тетенька заявила, что все равно позовет, на всякий случай, потому что ей кажется, что я очень плохо выгляжу.

– Оставьте меня в покое! – вскричала я.

Что было неразумным – совестливая гражданка тут же прытко подскочила к телефонному автомату возле парадного магазина, где торговали иудаикой для туристов.

Я не стала дожидаться итогов сего бессмысленного происшествия, на перекрестке свернула на улицу Яффо и помчалась по ней, изредка ныряя в грязные проходы между не менее грязными, пыльными, забитыми всякой никчемной дрянью и старомодной одеждой позапрошлых сезонов магазинчиками, лотками, обувными мастерскими и ателье.

В скором времени выяснилось, что бегу я в сторону центральной автобусной остановки, которая находилась в конце улицы Яффо, на главном выезде из города. Главный выезд – это тот, откуда уезжают в Тель-Авив. По крайней мере, в Тель-Авиве было море.

Периодически я оборачивалась, но полиция меня не преследовала.

Михаль и Асаф не раз рассказывали, как они гоняли в Тель-Авив автостопом, взяв с меня клятву не заикаться об этом их родителям. Это проще простого: проходишь центральную остановку, спускаешься по обочине Первой трассы к карману рядом с бензозаправкой “Паз”, встаешь на краю дороги и вытягиваешь руку.

“Ловить тремпы” – это концептуальное понятие среди израильской молодежи. Им кажется, что таким образом они ломают систему, делаются независимыми – от автобусного расписания, от денег и от родителей. Они в это наивно верят, поскольку никогда не оказывались участниками программы “НОА”.

“Тремп” – это подвозка. Израиль населяют добрые люди. Они всегда друг о друге заботятся, как о членах родной семьи. Приклеиваются к вам как банный лист, и заботятся, и заботятся. У меня семьи больше не было. Ни родной, ни приемной.

Тремпы – это ничуть не опасно, потому что все евреи братья. Но все же тремпы лучше ловить вдвоем или втроем – так спокойнее. Вперед всегда выставляется самая красивая девчонка из компании, а все остальные, толстые там, или очкастые, и тем более пацаны, пока прячутся. Если ты грудастая, длинноногая или одета в мини-юбку, то поймаешь тремп скорее. Потом из-за кустов или из-за автобусной остановки выбегают остальные тремписты, но водитель, будучи человеком совестливым, как все евреи, уже не сможет отказать и возьмет всех. Спереди, как самая привилегированная, всегда садится поймавшая тремп. Еще одно правило гласило, что никогда нельзя садиться в машину к арабам, потому что это действительно опасно. Арабы узнаются легко: у них арабский акцент и громкая арабская музыка в колонках.

Я не была ни красивой, ни грудастой, ни длинноногой и одета была не в мини-юбку, а в потрепанные вареные джинсы времен поздней перестройки и выглядела как беспризорница. У меня не было никаких шансов поймать тремп.

Тем не менее я его поймала, и довольно быстро.

Шоколадная “митсубиси” резко затормозила прямо перед моим носом. Задние окна были обклеены черной пленкой. Из опущенных передних раздавалась громкая музыка, но она ни в коей мере не была арабской – обычное техно, транс или эйсид-хаус, я никогда в них толком не разбиралась. Никита такое слушал. Иногда и Марк, когда пребывал в меланхолическом расположении духа после очередной провальной оценки. И на деревенских дискотеках ее всегда врубали после медленного танца.

Но если и этого было мало, чтобы снять с “митсубиси” всяческие подозрения, из правой передней двери вышла симпатичная солдатка с толстой косой и длинным автоматом, послала водителю воздушный поцелуй и уселась на остановке, обняв толстый рюкзак.

Водитель уменьшил громкость, перегнулся к правому окну и послал девушке ответный поцелуй. Наверное, они были братом и сестрой. Или близкими друзьями. Смуглый парень лет двадцати с куцым нагеленным чубчиком – судя по возрасту, наверняка тоже солдат в отпуске или на больничном – забыл о солдатке и обратился ко мне:

– Куда, красавица?

Я не была красавицей, но спорить не стала. Акцент у парня не был арабским. Обычное израильское произношение: резкое, напористое, самоуверенное, как у Михаль и у Асафа, как будто весь мир им чем-то обязан, потому что они родились евреями в Израиле.

– В Тель-Авив.

– Поехали.

Я села на место солдатки. Водитель дал газу, колеса завизжали, “митсубиси”, исполнив немыслимый вираж, оказалась на левой полосе и вжала меня в сиденье.

– Пристегнись, сестричка.

Я послушалась. Хотя если бы эта машина разбилась, вмазалась в бетонную перегородку или слетела в овраг с серпантина Первой трассы, я бы об этом не пожалела.

– Куда направляемся в Тель-Авиве? – спросил водитель и подкурил сигарету, оторвав обе руки от руля.

Машину занесло вбок.