Китаи, на миг отступив, оскалилась на нее.

– Лучше так, чем оставить тебя в живых, отдав всех тебе.

– Это если допустить, что у вас есть выбор, мать.

– Я тебе не мать, – четко и холодно выговорила Китаи. – Я для тебя ничто. И ты для меня менее чем ничто. Сорняк – вырвать и выбросить. Вошь – раздавить и забыть. Бешеная собака – пожалеть и уничтожить. Прояви мудрость, подставь горло. Это будет быстро и небольно.

На миг царица ворда зажмурилась, отпрянула от слов, как от ударов. А когда снова открыла глаза, голос ее исполнился спокойной, пугающей безмятежности:

– Удивительно. Я то же самое собиралась сказать вам. – Она изогнулась в бедрах, выдернула увязшую ногу – камни негодующе вскрикнули. – Довольно, – тихо сказала она. – Я покончу с вами разом.

Неуловимое движение – и брызги искр от скрестившейся стали.

Тави стиснул зубы. К его рукам и ногам понемногу возвращалась чувствительность, но очень, очень медленно. И чудовищно болела голова.

Это не выход. Царица попросту слишком сильна, слишком быстра, слишком умна для прямой атаки. Они не слишком надеялись ее убить. А взять живой, чтобы не дать вырваться на волю Великим фуриям… слишком близко к «невозможно», нечего и пытаться. Но как же ее победить? Она выиграла такое преимущество, что способа просто не существовало.

«Значит, – подумал он, – надо лишить ее этого преимущества».

Царица создавала связь между собой и Великими фуриями Кальдерона – Тави и помыслить не мог совершить подобное. Но в заклинании фурий, как всегда и во всем, разрушать проще, чем создавать.

– Алера, – шепнул он, не зная, услышит ли его Великая фурия и явится ли на зов, если услышит. И все же он, ярко представив себе ее образ, повторил шепотом: – Алера.

И Великая фурия возникла перед ним – тихо и скромно выступила из облачного тумана – прекрасная, но по-прежнему усталая. Оглядываясь по сторонам, она задержала взгляд на неподвижном смерче дольше, чем на сверкающей битве Китаи с царицей.

– Хм, – невозмутимо заметила она. – Ситуация едва ли в вашу пользу.

Тави заставил себя ответить спокойно и вежливо:

– Царица действительно привязала к себе Великих фурий?

– В некоторой степени, – ответила Алера. – Она удерживает их в неподвижности, и они этим несколько… раздражены.

– Она способна их обуздать?

– Пока нет, – сказала Алера. – Но в доме ее разума много комнат. Она и сражаясь продолжает укреплять связь. Это лишь дело времени. – Алера покачала головой. – Бедняга Гарадос. Знаешь, он совершенно сумасшедший. Тана делает для него что в ее силах, пытается не подпускать близко ваше племя, но за последние несколько веков она стала почти такой же ненормальной, как он.

– Мне нужно порвать ее связь с Гарадосом и Таной Лилвией, – сказал Тави. – Это возможно?

Алера подняла бровь:

– Да. Но они – не смертные, юный Гай. Они станут мстить за свой плен, и не жди от них ни малейшей благодарности.

– Связать их может даже такой, как я, – ответил Тави. – То есть мог бы, если бы пришлось, заставить Гарадоса вести себя смирно. Как с Каларом и столицей Алеры – и в какой-то степени с тобой. Их вынуждали к бездействию такие же люди, как я.

– Верно, – согласилась Алера.

– Тогда покажи мне, как порвать эти узы.

Алера склонила голову и протянула руку. Ладонь, как вся она, была обтянута полупрозрачным седым туманом, который, если не присматриваться, можно было принять за одежду. Она коснулась его лба. Пальцы были влажные, прохладные.

Знание просто возникло в голове, как если бы хранилось там со времен Академии. И было оно, подобно многому в искусстве заклинания фурий, совсем простым в применении. Мучительным, но простым.

Тави коснулся камня ладонью, а другую поднял к застывшему небу. В искусстве связывания главную роль играла магия воды. На ее основу накладывались другие – земля связывалась с землей, воздух с воздухом и так далее. Но в основе была вода. И противопоставить ей следовало ее противоположность.

Тави склонил голову, собрал волю и бросил огонь – огонь, размазанный так тонко, что никак не мог воспрянуть пламенем, – в камни Гарадоса и вверх – широким расплывающимся конусом в туман, воплощавший Тану Лилвию. Столкновение двух сил вызвало вспышку боли – мысленный яд, словно выедавший его череп изнутри.

Царица, чуть попятившись от Китаи, вскинула голову.

Гарадос и Тана отозвались немедля.

Земля встряхнулась, качнулась, на несколько шагов сдвинув и царицу, и Китаи – обе они ударились о скальную полку, когда гора, задрав голову, взревела разрывающим кости ревом. Мгновением позже туман сгустился в непроглядную ночь, налетела буря, по сравнению с которой любая памятная Тави непогода показалась бы легким дождиком. Ветер ворвался в скалы, завыл в безумной ярости. С неба обрушились полосы снежной крупы. Со всех сторон полыхнули, ударили десятки молний.

А хуже всего, что его чутье водяного мага разом забила одна бессмысленная, безудержная, бесконечная эмоция – ярость. Этот гнев был необъятнее моря, от него отяжелел, стал неподъемным сам воздух в легких. И гнев этот, чудилось Тави, был направлен не на него. У копья этой ярости имелся острый наконечник, задевший его лишь вскользь.

– С ума сошел! – вскрикнула, содрогаясь под яростью Великих фурий, царица ворда. – Что ты делаешь? Они нас всех погубят!

– Эту смерть выбираем мы сами, – прокричал в ответ Тави, сражаясь со страшной болью, со смятением в мыслях, с невыносимой яростью фурий. – А не ты!

Царица, взвизгнув в бессильном ужасе, взвилась в воздух. Штормовой ветер ударил было ей навстречу, но тут же стих. Она метнулась вперед, и при вспышке молнии Тави увидел ее полет в огромную клыкастую пасть, слепившуюся из дождевой тучи и снежных зарядов. Тана Лилвия, взревев бурей, сомкнула челюсти, и царица беспомощно закувыркалась, отброшенная на мили облачных гребней с каймой сверкающих зубами ветрогривов.

Китаи все силилась пробиться к нему сквозь ярость горы и бури и наконец упала под ноги одновременно с молнией, ударившей за несколько шагов, в скалистый гребень. Тави притянул ее к себе, сказал:

– Я за ней.

Она вскинула голову, округлила зеленые глаза:

– Что?

– Надо увериться, – сказал он. – Здесь Алера. Наверняка найдется средство усмирить Великих фурий или хотя бы направить их на что-нибудь другое. Поговори с ней.

– Чала! – вскрикнула Китаи. – Ты погубишь себя.

Он нашел ее руку, крепко сжал:

– Если с ней еще не кончено, лучшего времени не будет. А на кону слишком многое. Так надо. А я – Первый консул. – Он притянул ее