Шрифт:
Закладка:
Некоторые косвенные свидетельства об изданиях Троцкого можно получить, знакомясь с «фондом Снейвлита», который получен в свое время бывшим Центральным партийным архивом Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС из Института истории партии при ЦК ПОРП. Эти документы оказались у польских коммунистов потому, что они якобы были брошены гитлеровцами в 1944–1945 годах в Польше. В этом «фонде» есть бумаги[25], которые, вероятно, еще раньше попали в Москву по линии НКВД{960}.
Известно, что, стремясь спасти свои архивы, Троцкий передал часть документов в парижский Институт исторических исследований по улице Мишле, дом 7. Непосредственно передавали документы Седов вместе с Этьеном (Зборовским) и меньшевиком Николаевским. А через несколько дней, в ночь с 6 на 7 ноября 1936 года, взломщики проникли в институт и похитили документы Троцкого… Кроме Троцкого и Седова, о передаче документов знали только Николаевский и Этьен… Николаевский, как и Седов, тоже был в поле зрения советской разведки. В связи с пропажей архива агент «Гамма» смог добыть материал на Николаевского, составленный французской спецслужбой в ноябре 1936 года. Там, в частности, говорилось: «Николаевский во Франции с 1933 года. Прибыл из Берлина, где он работал библиотекарем. Его друзья: Борис Суварин, Церетели, Борис Сапир, Фридрих Адлер…» В этом же документе приводится и такая важная деталь: «…ввиду соглашения между Норвегией и Союзом, корреспонденция Троцкого вскрывается…»{961} Как видим, Троцкий «просвечивался» с разных точек. В результате работы спецслужб, и прежде всего агента Зборовского, Москва имела о Троцком, его творчестве, планах и намерениях почти исчерпывающую информацию.
Таким образом, фрагменты рукописи Троцкого «Преданная революция», а может быть, и вся она, оказались в Москве. Нетрудно представить, какое впечатление на Сталина произвели призывы Троцкого совершить в СССР «политическую революцию» и ликвидировать «бюрократический абсолютизм»! Марк Зборовский проинформировал Сталина значительно раньше, чем рукопись увидела свет. Вполне допустимо, что это могло сыграть важную роль в решении Сталина осуществить грандиозную чистку в стране. Рукопись книги могла стать определяющим фактором в принятии Сталиным решения о развертывании массовых репрессий. Хотя диктатор уже и так полностью созрел для самого страшного террора XX века. «Преданная революция» окончательно убедила Сталина в том, что Троцкий представляет для него особую опасность. Силой своего пера и мысли Троцкий был способен постоянно наносить идеологические, литературные удары по нему, Сталину. Кроме того, советский цезарь пришел к выводу о необходимости ликвидировать даже потенциальную почву для троцкизма в СССР. Основной удар в предстоящих судебных процессах в Москве будет нанесен по Троцкому.
А между тем, по свидетельству московской печати, процесс над Зиновьевым, Каменевым и их «подельцами» представил Троцкого как дирижера террористических «банд». А дирижировал он, как утверждал Вышинский[26], находясь в Норвегиии. Репортеры кинулись к Троцкому. Тот с присущим ему красноречием заявил, что все, что говорится о нем в Москве, «ложь века», по своей «грандиозности» соответствующая величине «главного творца этой лжи, укрывшегося за кремлевскими стенами».
29 августа 1936 года советский посол в соответствии с инструкциями из Москвы потребовал от норвежского правительства высылки Троцкого из страны{962}. Но правительство уже приняло меры: Троцкий был взят под домашний арест. От потрясения, вызванного чудовищной мистификацией московского процесса, он заболел. Зборовский, прочитав письмо, отправленное Натальей Ивановной сыну в Париж, и узнав о болезни изгнанника, сообщал в Москву: «”Старик“ очень болен, совершенно не выходит, все время лежит, по ночам очень высокая температура, сильно потеет, что его чрезвычайно ослабляет. Необходим санаторий, но норвежские власти еще ухудшают его положение»{963}. Однако радостное для Москвы сообщение не получило продолжения. Организм Троцкого был крепок, и он вскоре поднялся.
Основанием полуареста Троцкого явились его шаги, направленные на то, чтобы через буржуазную печать парировать сталинские инсинуации. Так или иначе, Троцкий оказался в политическом карантине: к нему не пускали журналистов, просматривали его почту, не разрешали выходить на улицу. В таком полуарестованном состоянии Троцкий пробыл до середины декабря 1936 года, когда наконец стало известно, что Мексика согласна принять изгнанника. Норвежское правительство зафрахтовало танкер «Рут», который 19 декабря покинул негостеприимную для Троцкого страну и взял курс за океан. Троцкий очень боялся, что корабль могут потопить в океане и на всякий случай отправил сыну в Париж письмо-завещание. Но все обошлось благополучно, и в первые дни января 1937 года изгнанник был доставлен в очередную и последнюю в его жизни страну. Через три дня после отплытия Троцкого из Норвегии «Мак» сообщал в Москву: «”Сынок“ получил телеграмму от ”Хельда“ 23 декабря в 8.30 следующего содержания: ”"Дядя и тетя отправлены". "Сынок"“ был очень взволнован этим фактом, так как по его расчетам ”Старик“ должен был отправиться в Мексику через Францию и здесь встретиться с ним и своими друзьями. Виза для проезда через Францию уже была получена… Немедленно решил отправить в Мексику Вана и Яна Френкеля, как людей совершенно верных…» Далее «Мак» сообщал, что «вся почта для ”Старика“ идет пока по адресу Вана в Мексику на Пост Рестанг. В будущем важные письма предполагается посылать на адрес Диего Ривера, а менее важные на адрес какого-нибудь серьезного американца-троцкиста»{964}.
НКВД знал о каждом шаге изгнанника, даже о том, куда будут поступать «важные» письма и письма «менее важные».
1937 год вошел в историю как символ необузданного террора лидера огромной страны и его страшных карательных органов против собственного народа. Для Троцкого этот год был временем чудовищных шельмований, остракизма и клеветы. Хотя массированный поход против троцкизма по команде Сталина начался раньше. Еще в феврале 1934 года начальник Секретно-политического отдела ОГПУ Г. А. Молчанов подписал обвинительное заключение по так называемому делу о всесоюзном троцкистском центре. Были арестованы и осуждены десятки людей. Среди них Л. А. Вольфсон, Я. В. Гофлин, Г. Б. Дзенянович, Н. А. Кожевников, И. С. Пархомов, А. Н. Файнберг, С. Я. Гринбладт, М. Я. Блохин, В. П. Казлас, А. П. Лифшиц, В. И. Романов, Я. И. Штейнбок и многие, многие другие. В 1937–1938 годах почти все они по приговорам «троек» были расстреляны. В те годы слово «троцкист» звучало как приговор…
Апофеозом коллективного безумия, к которому постепенно подвел партию, общество и государство Сталин, стал февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б). По сути, Пленум одобрил и утвердил самый жестокий метод решений и действий в отношении «врагов народа». Троцкий, читая газеты об этом инквизиторском чистилище, проходящем в Москве, вспомнил, как незадолго до депортации в Мексику его квартиру, взятую под охрану, посетил Трюгве Ли. Увидев в руках Троцкого томик Ибсена, министр поинтересовался, как он относится к норвежскому классику. Троцкий, как всегда, остроумно ответил:
– Меня очень привлекает ибсеновская трактовка «врага народа». Нахожу ее сильно отличной от московской…
Трюгве Ли не счел целесообразным поддержать эту щекотливую тему, а Троцкий хотел было продолжить разговор о новых откровениях Сталина, о которых он узнал из сообщений Москвы. В них говорилось, что советский лидер заявил: «Троцкистский контрреволюционный IV Интернационал состоит на две трети из шпионов и диверсантов». Так же, как и «группа пройдохи Шефло в Норвегии, приютившая у себя обер-шпиона Троцкого и помогающая ему пакостить Советскому Союзу»{965}. Но Трюгве Ли явно не хотел беседовать на уголовные московские темы…
Оказавшись в далекой Мексике, Троцкий следил за новыми актами чудовищной трагедии, главную роль в которой, не по
