ее средой (114); нельзя говорить и мыслить о вещи помимо ее эйдоса, помимо того лица и смысла, который ей присущ; все, что мы говорим и мыслим, есть слова и мысли о бытии (223); получим слово как фонему, по которой уже совершенно нельзя догадаться, о какой предметной сущности она говорит (77).готовый

В познании как таковом отнюдь не содержится обязательно этого момента – полагания для себя своей собственной предметности: последняя может быть и найдена уже готовой (119).

грамматика (грамматический)

Грамматика оперирует с логическими, т.е. понятийными, отвлеченно-смысловыми категориями, но не просто с логическими как таковыми (ибо тогда это была бы логика), но с логически-выражающими категориями. Таковы категории падежа, вида, времени, наклонения, предложения и т.д., и т.д. Логос выражения логоса есть грамматика (211); получаем мы логос энергии, или грамматику (226); грамматика, трактующая, напр., о падежах или временах, и являющаяся в основе синтаксисом (211). Логос выражения логоса есть предмет грамматики, т.е. грамматический строй речи (210). Получается воплощенность в языке уже не цельных эйдосов, но отдельных отвлеченных его моментов, отдельных отвлеченных категорий. Это есть не что иное, как грамматический строй языка. Там мы имели художественную стихию языка, здесь – грамматически-предметную. Именно здесь мы начинаем говорить о таких категориях, как «отношение», «действие», «качество», «число» и т.д. – в их применении к языку. Грамматический строй языка – есть логос эйдоса, данного как символ. Это – грамматический момент имени (151); грамматический момент слова (153); грамматическая стилистика (212); философская грамматика (144); грамматический пласт человеческого слова, где мы могли бы диалектически формулировать категории имени, глагола и т.д. (195).

граница

И нет границ жизни имени (177). Существует только смысл и больше ничего. Чтобы существовать, он отличается от «иного», от инобытия, которое есть иррациональность, граница и очертание смысла (105). Но познавать вообще что-нибудь – это значит полагать этому «чему-нибудь» границу, предел, т.е. его ограничивать, определять. Когда сущность познает себя, она, очевидно, кладет границы познаваемому, т.е. самой себе, в виде себя же самой. Она сама для себя есть граница и ограниченное; во всяком познании граница не столько кладется самим познающим, сколько преднаходится в познаваемом (147 – 148); эйдос – нечто очертанное, имеющее границу, т.е. объем, т.е. количество, т.е. делимость, т.е. множество (114); все эти категории не вывели нас за пределы эйдоса, но, наоборот, удерживали нас в его недрах, в его границах (111); слово заранее предопределяет границы всех своих возможных изменений (63); с двух сторон это понятие (энергии сущности вещи. – В.П.) должно быть четко отграничено, со стороны самой объективной вещи и со стороны субъективно-психологического факта слова (185). Феноменология рассматривает предмет не в логосе, а в эйдосе. И этим мы отграничиваем науку от феноменологии; феноменология – лишь установление области границ исследования (200); та интеллигенция, которая необходима для познания как такового, недостаточна для того, чтобы интеллигентно модифицировать и самое познаваемое в его твердых очертаниях и границах. Необходимо ввести и эту границу, определенность познаваемого, в сферу самой интеллигенции. И что тогда получится? Прежде всего, знание, или самоотнесение, желая подчинить себе границу познаваемого, может перейти в овладение всем тем фоном, на котором рисуется эта граница (119); было бы нецелесообразно вводить понятие меона в сферу символической семемы; там вообще не фиксировалась нами смысловая стихия как таковая; там последняя была скована звуковыми границами (75).

Д

данность (задание)

1. Наметим пункты сходства и различия между эйдосом и логосом. И то, и другое есть смысл сущности, выраженность ее. Разница начинается с момента данности этого смысла. Весь вопрос в том, как дан смысл в эйдосе и как в логосе (131); эйдос имени есть сущее (единичность) подвижного покоя само-тождественного различия, данное как сущее (как единичность) (126); «схема» есть единичность подвижного покоя самотождественного различия, данная как подвижный покой (124); умозаключение (силлогизм) есть логос эйдоса, данного как алогическое становление (148); в музыкальной эстетике становящееся число, или время, дается как выражаемое и, след<овательно>, как символ (220); логос эйдоса есть осознание и формула того, как эйдос дан в мысли (201); идея и есть сама вещь, но данная в своем максимальном присутствии в инобытии (83); имя есть не больше как познанная природа, или жизнь, данная в разуме, разумеваемая природа и жизнь (228). Он (т.е. логос. – В.П.) себя не обосновывает. Обоснование этой связи (т.е. совокупности признаков в логосе. – В.П.) – всецело там, где она дана как жизнь, где все эти признаки даны в живом целом, в эйдосе (135); сама ноэма – не психична, но эйдетична. Она – сам эйдос, или энергия, данный в некотором сокращении, сжатии, эйдол (191); требование разума, захотевшего помыслить живой предмет, как он дан в своем оригинальном бытии (141); физическая вещь есть такой смысл, такое слово, которое дано лишь на степени механически-дискретного объединения (83); фактический смысл, смысл не чистый (который дан и без факта) (221); в слове дано то или иное выражение предметной сущности слова, эйдетическая энергия сущности того, что дано в слове (184). В восприятии есть мышление, но различенность тут дана лишь в сфере мыслимого (99); не данность в эйдосе, но – данность в логосе (200); тут (т.е. в ноэме. – В.П.) предметная сущность дается не целиком, не сразу, не целостно, но частично, временно, более или менее искаженно (76 – 77).

2. В мифе логос оперирует с интеллигенцией, с цельными органически-жизненными данностями, глубже и за которыми уже нет больше ничего, что могло бы быть открыто человеческому сознанию (207); интеллигентно-смысловые данности, которые наполняют и насыщают его (т.е. бытия. – В.П.) фактическую структуру (205); идеально-картинная данность (143); идеально-оптическая данность (155); абсолютная данность чистого логоса и эйдоса (197); силлогизм есть метод и закон осмысления предмета в отрыве его от его идеальной данности (148).

3. Сущее есть как бы только задание, возможность, потенция (125); число как функция и методологическое задание (217 – 218).

движение, покой

1. Имя есть также та смысловая стихия, которая мощно движет мертвым Телом на путях к Раздражению и Ощущению к растительному и