Пальцы стоп касаются кромки воды.

Это не холод, а будоражащая, уютная свежесть.

Тебе нравится, когда прикасаются к твоим ногам. Аккуратно их трогают, одними подушечками пальцев от лодыжек — и по длине стоп. Чтоб как искорками по коже. Чтоб импульсами.

И руки. Не чужие, а близкие руки. Такие, которым ты позволяешь дотрагиваться до тебя. Не воровато и бегло — а игриво, мгновениями. Точечками, от которых расходятся тёплые волны, рябь. Мягонькие круги.

Тебе очень нравятся эти руки. Как они трепетно поднимают твою вытянутую ступню. Ты при этом ещё чуть-чуть кублишься, подтягиваешь к себе одеяло, смущаешься, прячешь голову в плечи. Ты же этой ногой по мокрой земле ходила. Ну зачем её трогать, она же грязная?..

Но нет, для этих рук, она чистая-чистая. Она уставшая, она натрудившаяся. Она весь вес твоего тела весь день на себе выдерживала. И пальцы рук теперь её гладят, разминают. Ухаживают за ней.

Ты прикусываешь губу. Непроизвольно сжимаешься, подбираешь к себе колени. Закрываешься от этих мягких и сильных. Требовательных и очень надёжных рук.

Прячешься — и всё равно хочешь, чтоб они ещё тебя трогали. Они тёплые и в них сила.

И ты хочешь, чтобы тебя трогали. Ты этого так ждала!

Ты ведь уже взрослая и самостоятельная женщина, правда-правда? Не какая-то мелкая семиклассница, а настоящая студентка и первокурсница! Всё так? Договорились?

Вот и ты согласно киваешь. Ведь то, о чём семиклассницы только под одеялком мечтают, первокурсницы уже во всю распробовали.

Вот и тебе пора, в самый раз.

Укромненько, ты сворачиваешься на бок, сильно-сильно подбираешь к себе колени. Ничего не должно мешать, всё что нужно, должно быть открытым. И именно в таком положении. Чтоб тебя могли обнимать.

Обнимать — это самое классное. Именно это тебя захватывает. Когда крепкие ладони ложатся тебе на плечи. Когда согбенной, чуть кривой, с выпирающими лопатками, спиной ты чувствуешь сильную, давящую на тебя грудь. Когда одно тело — огромное, обволакивающее облегает второе, совсем крохотное. В него кутающееся. В его объятьях сворачивающееся, как вот в этом вот одеяле.

Тебе ведь больше всего нравится, когда о тебе заботятся. Когда ты и знаешь и чувствуешь. Веришь: да, в безопасности.

Да, тебя защищают.

А что ещё может так хорошо показать защиту, как не вот эта властная, давящая на твои плечи сила? Ведь тот, кто защищает — тот и берёт на себя ответственность. Тот не только может, тот должен проявлять и показывать, кто здесь кто.

Тот, кто тебя оберегает и опекает — только ему можно вот так крепко тебя обнимать.

Ты чуть-чуть поднимаешься — и правильная ладонь протягивается под тобой, и обе руки смыкаются чуть ниже твоей шеи.

Кстати, дыхание у него очень жаркое!

А по тому, как целует — полные, мягкие губы. И язык ещё острый-острый. Такой, от которого жмуришься. От которого прячешься — и сильней зарываешься в хватку.

Ты ведь не думаешь, что это всего-навсего одеяло? Разве одеяло умеет прикусывать мочку уха? А лизнуть под ней? Провести влажную линию до ключицы? Обжигающе, нэ? Что ты сможешь возразить на такое?

А ещё, разве у твоего одеяла есть пальцы? Да-да, вот эти, средний и указательный, между которых прямо сейчас чуть-чуть набухший крохотный сосок твоей правой груди. А обнимать вот эту самую грудь оно тоже может? Мять её, ей играться. Так играться, что ты края подушки кусаешь, раскрасневшееся лицо пытаешься в ней утопить.

Вот скажи: твоё одеяло хоть раз заставляло тебя краснеть?

Да-да-да, именно так краснеть, когда ты вообще не знаешь, куда себя деть. Когда телом на всё готова, а мыслями — это вообще законно? А ведь хочется! И ты уже очень взрослая! Значит, вполне законно.

Ты чуть-чуть двигаешься поясницей — и замираешь. Забываешь дышать: приткнулась.

Большое, по всей поверхности. Нет-нет-нет, пока не в тебе. Пока просто очень и очень рядом. Упирается, одними краями приоткрывает внешние стенки.

От неожиданности, рефлекторно, ты сводишь ноги, вся подаёшься вверх — а объятья-то! Объятья-то только крепнут. Разве можешь ты им противиться?

Даже не так: разве хочешь ты им противиться?

Ведь именно этого ты ждала.

Именно так всё для себя рисовала. И вот: тугое, твёрдое, только что почти-почти там, внутри.

Ты дрожишь, зубами сжимаешь подушку. Широко-широко распахнула глаза, шумно дышишь в плотную ткань. Сильная ладонь у груди только учащает и без того тяжёлый, частый стук сердца.

То случайное беглое прикосновение — как же естественно и свободно всё получилось! Да ещё бы чуть-чуть… У тебя же всё, всё открыто. Ты внутренней стороной бёдер чувствуешь, как намокла! Ты же вся-вся там такая скользкая! Никакого сопротивления, приглашение только сплошное…

И то, как там приоткрылось. Как одним только краешком чуть-чуть протолкнулось внутрь…

Ты лежишь, шумно и часто дышишь. И понимаешь: нет. Этого ощущения тебе не забыть никогда. И никогда больше не повторить. Вот это твой настоящий, осознанный первый раз. Беглый-беглый, одна случайность. Случайно начался, так же быстро прервался.

Так прервался, что… украдкой, кусая и подушку, и края губ — и очень медленно, сведя плечи, сжимаясь в неотпускающих, направляющих, указывающих тебе объятьях — сглатываешь, сильно-сильно зажмуриваешься. Съёживаешься, ожидая взрыв.

Как часто твоё одеяло указывает тебе, кто в твоей спальной главный?

Да ещё и в такой, настойчиво-проникновенной манере.

Ты уже выдохнула. Или забыла выдохнуть. Тебе сейчас совсем не до этого. И не до всего. И даже не до злюки-Кобры.

Только и мысли: «Твёрдый. Большой…».

Нет, когда ты приглашала своего высокого тёмного друга на обнимания, ты вот что-то подобное и подразумевала… Но чтоб он настолько для тебя постарался, настолько заобнимал!..

Ты хочешь громко дышать, но ладонь опускается на твои губы — и сквозь прижатую кожу у тебя получается выдать только что-то вроде «Мфмф» — и дальше выдыхать уже исключительно через нос.

Одна рука всё ещё на твоём плече. Вторая очень чётко и ясно указывает на необходимость соблюдать тишину. А о том, что происходит там, между сведённых поджатых ног… Это в лучших традициях любимой манги!

Ты бы вот прямо сейчас и шептала: «Да, да! Ещё, ещё, мой сэмпай!» — но вместо этого продолжаешь смирно лежать. А глаза у тебя всё-таки ярко светятся.

Вот бы прижаться спиной к этой широкой груди! Отстраниться, получить верх. Опустить уже свои