— Это так странно, — задохнулась она. — У меня никогда… ничего такого.

Её ласковые пальцы заскользили по нему. Вверх и вниз.

Трясущимися руками он поднёс нож к её груди. Он прижал его к Линн прямо над левой грудью. Нежно.

— Осторожно, — сказала она. — Ты же не хочешь меня порезать.

— Вообще-то хочу.

Её рука соскользнула. Она выпрямилась, посмотрела ему в глаза.

— Шутишь, да?

— Нет.

— Но ты же терпеть не можешь порезы.

— Прости. На самом деле, я их обожаю. Они… делают со мной что-то такое…

— Заводят?

— Да.

— Но это же сумасшествие!

— Наверное, ты права. Прости, пожалуйста, Линн.

— Держи себя в руках.

— Я должен сделать это! Должен тебя порезать.

— О, боже!

Он покачал головой.

— Ты прекрасна, и… думаю, я люблю тебя.

— Чарльз, нет!

Он уставился на вошедший в её кожу нож. Рассёк верхнюю часть груди.

Линн ухватилась за его руку, скрутила её. Чарльз завизжал и она ударила его локтем в челюсть. Чарльз дёрнулся назад, оступился и выронил нож. Запутавшись в спущенных брюках, он врезался в одну из кабинок и свалился.

Линн молнией бросилась к ножу, подобрала его и пошла к Чарльзу.

Тот встал на колени. Посмотрел на неё снизу. Прекрасна. Сердито смотрит на него, обнажена, если не считать белых носков и кроссовок. Лезвие ножа блестит.

— О, Чарльз, — пробормотала она.

В глаза брызнули слёзы. Он сгорбился, закрыл лицо руками и заплакал.

— Чарльз?

— Прости меня! — выпалил он. — Боже, прости меня! Я не знаю, почему… прости меня!

— Чарльз! — в её голосе послышались командирские нотки.

Он протёр глаза и поднял голову.

Линн смотрела на него. Легонько кивнула. Уголок губ задрожал.

Она выбросила запястье вперёд. Когда лезвие сделало маленький порез, она вздрогнула и скривила лицо. Сложила нож и опустила его.

Чарльз уставился на ленточку крови. Она начиналась прямо под ключицей и тонкой струйкой бежала вниз.

Она проходила над грудью, делилась на две, одна часть выбирала новый курс по бледному округлому боку, а вторая медленно добиралась до соска.

— Подойди сюда, — прошептала Линн.

На следующий день в аптеке Чарльз сгорал от стыда.

Линн хихикала.

Она бросила на прилавок три пачки презервативов. Аптекарь, молодой парень, разглядывал Чарльза. Он изумился.

— Вы что, против безопасного секса? — спросила Линн.

— Нет. Не-а.

Чарльзу хотелось лечь и умереть на том самом месте.

— Это тоже пробейте.

Линн швырнула на прилавок три банки пластыря.

Перевод: А. Кемалидинов

Маска

Richard Laymon. "The Mask", 1993

По субботам в полночь в "Палас Театр" показывали классические фильмы ужасов. Аллан Хантер за год не пропустил ни одного. Сегодня он смотрел оригинал "Носферату" с Максом Шреком.

Хотя у него была машина, он всегда проходил две мили от своей квартиры до "Палас Театра" пешком. Прогулка до кинотеатра была приятна, но по-настоящему он предвкушал именно обратный путь. Он знал, что опасности подстерегают на каждом шагу. Более впечатлительный человек почёл бы за лучшее воспользоваться автомобилем, не рискуя быть ограбленным или избитым. Но безопасная поездка в автомобиле лишила бы его этих волнующих переживаний.

Величайшим удовольствием для Аллана было погружаться в ночные таинства.

Его манили окна квартир. Тёмные — кто за ними спит? Кто лежит без сна, кто занимается любовью, кто стоит у тёмного окна, быть может, наблюдая сейчас за ним? Освещённые — кто проводит ночные часы при свете и что делает?

Его манили лавки и магазины, закрытые и безлюдные. Лучше, если на них была железная дверь. Стальные жалюзи очаровывали. Они будто нашёптывали ему о страхах хозяина. Он часто останавливался и смотрел на них, недоумевая, что же там такого ценного, что требует столь серьёзной защиты.

Каждый раз, когда мимо него по пустынным улицам проносился автомобиль, Аллан пытался догадаться, кто в нём сидит и куда едет. Люди, возвращающиеся домой с работы, позднего киносеанса или вечеринки? Любовник, отправляющийся на рандеву? Жена, спасающаяся от жестокого мужа? Маньяк, рыщущий в поисках новой жертвы? Частенько, когда машина проезжала мимо, Аллан представлял, как вспыхивают её тормозные огни, она сворачивает к обочине, преграждая ему путь; открывается дверца и кто-то зовёт его — или выскакивает и мчится к нему. От одной мысли об этом бежали мурашки.

Думал он также о том, что может скрываться в темноте: на встроенных лестничных клетках, в тёмных зазорах между домами, узких переулочках и аллеях… Такие места вызывали у него приятный трепет. Он всегда ускорял шаг, проходя мимо них. Нередко он даже не решался заглянуть туда, опасаясь того, что может увидеть: бродяг, а то и кого похуже.

Бродяги были повсюду. Некоторые спали в подъездах, или на скамейках автобусных остановок. Некоторые, свернувшись в тени, таращили на него глаза, когда он спешил мимо. Некоторые шаркали по тротуарам, прижимая к груди неведомые трофеи; или тащились за дребезжащей магазинной тележкой, доверху нагружённой причудливым барахлом. Ни магии, ни очарования не находил Аллан в созерцании этих человеческих развалин. Они были ему страшны и противны. Они едва походили на людей.

Они были худшей составляющей его ночных путешествий.

Он по возможности переходил на другую сторону улицы, а то и вовсе шёл обратно, лишь бы избежать подобных встреч. Но порою они заставали его врасплох, не оставляя иного выбора, кроме как стоически переносить зловоние, маниакальное бормотание и плаксивые просьбы о подаянии.

Учитывая, какие отвратительные, безумные создания таились в ночи, ничего удивительного, что нормальные люди попадались Аллану крайне редко.

Большинство из них спешили куда-то целыми группами, или вылезали из припаркованных машин. Иногда попадались люди, выгуливающие собак. Совсем уж редко — бегуны, только парами и никогда поодиночке. Изредка — торопящиеся куда-то одинокие мужчины. Женщины — практически никогда.

Ни одна женщина в здравом уме, — думал он, — не станет в такое время разгуливать по городу одна.

Когда он, возвращаясь домой с "Носферату", увидел вдруг женщину, то решил, что она, должно быть, ненормальная — или совершенно отчаянная. Хотя она опережала его на целый квартал, он прекрасно видел, что она не бездомная. Её походка была слишком уверенной, когда она подходила к углу улицы. Её волосы, серебрившиеся в сиянии уличных фонарей, выглядели подстриженными и хорошо ухоженными. Одета она была в светлую блузку, шорты почти до колен, белые носки и тёмные туфли.

Совершенно точно — не бездомная.

Проститутка? Аллан никогда ещё не встречал проституток в этом районе. И разве гулящая девица не вырядилась бы во что-нибудь более броское и короткое?

Эта женщина походила скорее на студентку, забредшую слишком