Он повесил трубку. Я тоже. Пар и холод продолжали смешиваться. Я был рад выбраться под летний дождь. Сделка была заключена в ходе пятнадцатиминутного телефонного звонка, который показался мне неделей. Я ехал в Верхний Мэйхем в состоянии глубокого созерцания, как мог бы сказал Блэскин (в хороший день) в одном из своих романов. Что такое предательство, кроме жажды мести? Объясните, если можете, но в данном случае мое дело было нечто большее, хотя это было последнее, что я предпочитал признавать. Если бы Моггерхэнгер не посадил меня в тюрьму, я бы вел иную жизнь, чем десять лет пребывания в Верхнем Мэйхеме. Столько времени потребовалось, чтобы преодолеть шок, и именно из-за него возникли мои нынешние проблемы, хотя я полагаю, что заслужил тюремное заключение за контрабанду золота. Как и многие другие. Но я был избран.

Однако контрабанда золота — это одно, а наводнение страны наркотиками, как это делал Моггерхэнгер, — это другое, а желание вернуть себе честь хорошо сочетается с прекращением такой грязной работы, являющейся причиной того, что я намеревался сделать.  Все внутри меня было на грани. В некоторых фильмах, которые я видел в детстве, герой решил, что преступление не окупается, и  собирался действовать прямо, считая, что с этого момента волнений больше не будет. Мой интерес умер. Я предпочитал, чтобы он не раскаивался до конца и, метаясь между ямами подлости и вершинами щедрости, был застрелен на ступеньках банка, из которого он выходил. Однако теперь я знал, что покаяние вызывает такое же волнение, особенно когда оно исходит из самого себя, а не в фильме.

Веселая жизнь закончилась. Моггерхэнгер уже приступил к действию, уже приказав Коттапилли, Тоффиботтлу и Джерико Джиму, а может быть, и Кенни Дьюксу приблизиться к району Верхнего Мэйхема к двенадцати часам. Мои наручные часы показывали половину девятого, так что у меня было полчаса на то, чтобы собрать вещи, если я собирался успеть на пароход в Голландию.

Клегг оптимистично улыбнулся, когда я прошел через ворота.

— Как вы поговорили?

— Очень хорошо, — я оттолкнул Дисмала, который задал тот же вопрос грязными лапами и глазами типа «дай мне Марс-Бар». — Вы видите вон тот старый «форд»?

— И что из этого?

— Подготовьте его для поездки. Я скоро уеду в Голландию.

— В Голландию?

— Всего на неделю или две. Потом я вернусь. Но пока меня нет, я хочу, чтобы вы присмотрели за этим местом. Также следите за Дисмалом. Вы можете сделать это для меня?

Он сомневался.

— Вы будете не один. Билл и Мария вернутся в двенадцать. Вы можете жить вместе столько, сколько захотите. С Дисмалом вас будет четверо. Скоро будет пятеро, потому что Мария беременна. Когда я вернусь, нас будет шесть. Если к нам приедет некая мисс Мэлэм, счастливчиков будет семеро. Моя мама станет восьмой, если заглянет сюда. У нее может быть девушка, так что пусть уж будет девять. Или парень, или Гилберт Блэскин. Если будет тесно, я могу открыть билетную кассу и отремонтировать сигнальную будку. Это место имеет обширные возможности.  Это жилище мне по сердцу, поэтому я знаю, что вы позаботитесь о нем.

— Со мной будет в безопасности. А с вами все в порядке?

— Никогда не чувствовал себя лучше.

Он заварил кофе, и мы съели булочки, которые он купил в деревне, пока я был у телефонной будки. Я протянул ему еще одну пачку банкнот из стопки Моггерхэнгера.

— Вот деньги на еду. Мне бы не хотелось, чтобы вы здесь голодали.

Клегг подготовил «форд». После еды Дисмал опьянел и был счастлив следующие несколько минут, так что наше расставание показалось ему менее трагичным, чем могло бы быть. Мое оружие и вещи в «роллс-ройсе» отправились в свое обычное тайное место в доме. Затем я приклеил ключ туда, где его могли найти ребята Моггерхэнгера. Я упаковал в портфель деньги, паспорт и водительские права, а также пухлый конверт Мэтью Копписа и письмо Фрэнсис Мэлэм. Клегг положил два чемодана с моей лучшей одеждой на заднее сиденье «форда». Дисмал крутился вокруг, потерянный от такой деятельности, и мне было жаль, что я не могу взять его с собой. Я побежал в «роллс-ройс» за зонтиком, без которого, казалось, невозможно было поехать за границу, даже в Голландию. Поскольку он так легко ушел со мной, он стал частью моего дорожного снаряжения. В любом случае, под зонтиком я выглядел наполовину эксцентричным и, следовательно, респектабельным.

— Я не ощущал себя прежним а теперь снова начал чувствовать себя, потому, возможно, что все, в том числе и я, изменилось, — сказал я Клеггу.

— Вы изменились? Я поверю в это, когда увижу это. На мой взгляд, вы неизменны — или лучше сказать, неисправимы?

Возможно, он был прав. Ощущение свободы и приключений возвращалось. Я уезжал и не знал куда, что было единственным удовлетворительным условием для поездки за границу. Я возьму один билет без даты возвращения и не буду навещать Бриджит, потому что не хочу нарушать ее новообретенную идиллию, так же как не хотел бы, чтобы она испортила мою, если бы она вернулась в Верхний Мэйхем, чтобы посмотреть, сгорел ли он или нет.

— Следите за собой.

Мы обнялись.

— Хороших праздников.

— Просто дайте мне две недели, — сказал я ему. — Через неделю почитайте газеты. Что-то начнет происходить. В половине одиннадцатого выводите Дисмала на прогулку и прогуливайте его пару часов. Тогда с вами все будет в порядке.

— Я сделаю это. А что до тебя — не попадай в беду.

— Я постараюсь этого не делать, — сказал я. — Но жизнь продолжается.

— Обычно так и бывает.

Без пяти минут десять я поцеловал Дисмала в нос и вывел машину на дорогу.

Глава 29

Я выехал на А45 в сторону Бери-Сент-Эдмундса. В какой-то момент я почувствовал желание вернуться в Верхний Мэйхем, что бы ни случилось, без хвастовства и блуда. Меня больше не привлекали приключения, которые могли ждать впереди. Мои мысли были больше о взлетах и падениях, чем о дороге, и мне даже было скучно водить машину. Хотел ли я вообще жить? Меня либо уже не было в числе существующих, либо я получил дозу контузии. Я позволил машине ползти на тридцати.

На окне фургона «тойота» была наклейка с надписью «Дарвин был прав». Может, и так, но, неосознанно прибавив скорость, я обогнал Mini с четырьмя седыми старичками внутри. Я видел, как мои руки тряслись на руле. Возможно,