Григорий немного подумал, затем решительно встал, поблагодарил за гостеприимство и долго тряс всем руки.

— Мы вас проводим, — решительно сказал Николай.

Когда подходили к станции, Николай и Катря немного отстали.

— Разве ты меня любишь? — сказала она будто недовольным тоном. — Вот кто любит: четыре года ждал.

— И не дождался, — ответил тракторист и притянул ее за плечи к себе.

Катря, словно не расслышала его слов, вздохнула и мечтательно промолвила:

— Эх, если б я могла помочь ему…

— В таких случаях трудно помочь, — рассудительно заметил Николай. — Не встретила — значит, разлюбила. Забыла. Кто же четыре года будет ждать?

— А может, телеграмма запоздала, — пыталась оправдать незнакомую девушку Катря.

Николай промолчал.

Простившись с гостем, они еще некоторое время стояли, глядя, как он сутулясь подымался по крутой насыпи на слабо освещенный пустынный перрон. Там, за станцией, пролегла дорога на «5-бис».

Когда Григорий подходил к фонарному столбу, от него вдруг отделился кто-то в белом и бросился навстречу.

— Она!.. — обрадованно воскликнула Катря.

Федот Иванович молча слушал внучку и незаметно ухмылялся в бороду. Затем подбросил охапку сухого бурьяна в костер и, когда он празднично вспыхнул, проговорил:

— Любовь! Выходит, вброд решилась… Опоздать боялась…

Пламя костра торжественно взвивалось к небу, щедро рассеивая золотые искры, будто кого-то звало в свой светлый мир…

Катря мечтательно повторила:

— Любовь…

1959 г.

Гордая любовь

I

Вера сошла с попутного грузовика на большой проселочной дороге, поставила чемоданчик на пыльную пожухлую траву, медленно и чуть удивленно огляделась вокруг. Лицо ее накалило солнце, глаза воспалились от ветра и пыли.

Насмотревшись, девушка сняла с головы косынку, с силой встряхнула ее и опять повязала.

Впереди за обрывистыми скалами широко и свободно раскинулось море, такое же, как и небо, перламутро-белесое, утомленное от зноя. В светоносной дали его куда-то двигались похожие на черных букашек катера.

К морю, где вдоль берега высыпали беленькие домики рыбачьего поселка, петляя, круто сбегала кремнистая дорога. По сторонам ее росла кустистая дереза и блеклый от пыли шиповник.

В поселке, несмотря на близость моря, было душно от нагретых каменных стен и заборов. В воздухе пахло накаленной морской галькой и водорослями.

Люди смотрели на нездешнюю девушку, как и всюду в отдаленных местах, где посторонний человек — редкость, с откровенным интересом и некоторой подозрительностью. Вера, казалось, никого не замечая, шла не спеша, усталым шагом, время от времени перехватывая чемоданчик с одной руки в другую.

Один только раз она остановила мальчика лет десяти с выгоревшими взъерошенными волосами, спросила, как ей идти дальше.

Перекинув с одного плеча на другое низку бычков, мальчуган, прежде чем ответить, долго смотрел на нездешнюю.

— Небось, на работу метите поступить? — спросил он и, не дожидаясь ответа, безнадежно добавил: — Не клюнет. Наш председатель Иван Никитич одних только моряков принимает. И чтоб непременно были «тихие» и балтийцы.

Но все же растолковал, куда ей идти.

Правление колхоза находилось в небольшом каменном домике, ничем не отличающемся от остальных — с изразцовыми наличниками на окнах и добротным крылечком, увитым виноградником.

Вера несмело открыла дверь, вошла в небольшую комнату. В ней никого не оказалось. Пахло тяжелым застарелым настоем табачного дыма и свежевымытым полом. На грубом голом столе у окна лежала стопка газет и перевязанные шпагатом письма. Увидев в углу на табуретке цинковое ведро с вспотевшими от студеной воды боками, Вера с жадностью припала к нему. Пока она пила, чей-то недовольный голос сказал у нее за спиной:

— У нас из ведерка не положено пить. На то имеется кружка.

Вера оглянулась. Перед ней стояла смуглолицая девушка-подросток. Мгновенного взгляда Вере вполне хватило, чтобы оценить детски строгий взор внимательных серых глаз и ямочки на округлых щеках, заметила и чернильное пятнышко над бровью. И это пятнышко помогло Вере определить, что девушка здесь маленькая начальница.

— Если всякий станет из ведерка пить, — все так же выговаривающе строго говорила девушка, — то наша медичка Анна Михайловна штрафами изведет… Вы по какому делу к нам?

Вера извинилась — она действительно не заметила алюминиевую кружку на подоконнике и попросила, чтоб о ней доложили председателю.

— Скажите Антонова. Вера Антонова, — назвалась она.

Фамилия эта, видимо, ничего не говорила маленькой начальнице. Она еще раз смерила своим строгим взглядом посетительницу: у той был вид человека, уставшего в долгих дорожных мытарствах. Девушке стало жаль Веру Антонову, и она сказала снисходительно:

— У Ивана Никитича не приемный день, но я все же доложу. — И скрылась за филенчатой дверью.

Оставшись одна, Вера принялась рассматривать плакаты, один к одному развешанные по стенам. Плакаты призывали к бережливому обращению с рыболовным имуществом, рассказывали о высоких уловах частика бригадой какого-то Богрова, о строгом наказании за истребление молоди… Это был необычайный, малознакомый мир. Всюду: на плакатах, за окном, в воздухе чувствовалось море, вечно живое, манящее своей ласковой голубизной, свежей прохладой, стремительным сверканием и загадочными далями.

О море Вера знала и другое: порой оно бывает суровым, нелюдимым. И все же море звало, с ним всегда хотелось встречи.

* * *

Вера ненадолго задержалась у председателя. Она подала девушке-секретарю исписанный листок из блокнота. Та, прочитав его, застенчиво улыбнулась, подняла на гостью большие, ясные, внезапно подобревшие глаза.

— Значит, вы дедушки Лукьяна внучка?.. Вера… А как же по батюшке?

— Зови просто — Вера.

— А меня зовут Елена, — все еще стеснительно проговорила девушка. — Отец мой работает бригадиром и член правления — Богров Сергей Герасимович. Может, слыхала?

Вера выразительно посмотрела на плакат, улыбнулась, давая понять, что, мол, знакома, и протянула ей руку.

— На дружбу, Лена Богрова.

Когда шли по улице, Лена о чем-нибудь рассказывала. А под конец совсем разоткровенничалась. Призналась, что в конторе часто пьют из ведерка. Так что она, Вера, пусть не принимает всерьез ее замечания. А что касается медички Анны Михайловны и ее штрафов, то она, Лена, все это просто выдумала.

II

Вера стала работать на складе, где хранилось рыболовецкое имущество. Чинила сети и невода, оберегала их от порчи развешивая вдоль берега на кольях. Ладить сети научил Веру ее дедушка Лукьян Петрович — сухонький старичок с коричневым дубленым лицом, по прозвищу «Компас». Когда-то Лукьян Петрович был знаменитый рыбак. Но годы взяли свое: надломили здоровье, и он стал ночным сторожем. О нем много разных легенд сочинили в Рыбачьем. Рассказывают, что Лукьян несколько раз тонул; случалось во время зимнего лова — проваливался в ледяную воду в чем был: в фуфайке, в ватных стеганых штанах.