где мы жили. Сейчас делается многое по увековечению памяти Николая Константиновича. Восстанавливается также дом Рериха и под Ленинградом. Издана вот эта книга… Творчество Николая Константиновича все больше и больше завоевывает людей. Его знают во многих странах мира, потому что он всю свою жизнь служил идее сближения народов. Идее сближения нашего народа с индийским Николай Константинович посвятил всю свою жизнь. Он начал эту большую работу еще в конце прошлого века, и теперь нужно, чтобы она пошла в глубь, чтобы люди почувствовали, что они действительно братья, дети одной матери земли. Людям нечего враждовать, у них одна земля, они пассажиры одной планеты. Только слепой может не видеть, как развивается самосознание людей во всем мире.

Святослав Николаевич говорит немного глуховатым, но чистым голосом. Грамматически речь его верна, но все же можно заметить, что это не наш нынешний бойкий, торопливый язык, а тот старый, степенный, литой русский язык, каким говорили герои Бунина, Куприна, Замятина, Ремизова. И не только потому, что Святослав Николаевич некоторые слова произносит на старинный лад («библио́тека», Туркестан, Вильно и т. д.), а потому, что сама кладка слов, мне кажется, идет в другой манере.

Спрашиваем у Святослава Николаевича, как он работает.

— Встаю всегда в пять тридцать и считаю, что раннее утро — самое лучшее время для творчества. Но работаю практически весь день, меняя свои занятия. Если не пишу картины, то сижу над статьями, отвечаю на письма, еду на встречи и выступления. Дел всегда много. Ведем большую переписку. Пишут со всего света. Отвечаем на письма здесь, на городской квартире, где бываем три раза в неделю. Сегодня как раз такой день… А вчера был детский рисовальный конкурс в честь Николая Константиновича, — оживляется хозяин, и глаза его вновь лучатся теплым светом. — Первый раз мы его проводили в семьдесят четвертом году, в день столетия Рериха, а теперь он у нас ежегодный и в нем участвуют дети от трех до пятнадцати лет. Конкурс однодневный. На него собирается обычно более тысячи детей. А вчера, представляете, было полторы тысячи мальчиков и девочек. Все это на природе, в парке… Рисует каждый что хочет, по желанию. Мы, художники, ходим, смотрим, помогаем, оцениваем. Город специально выделил нам место для проведения этих художественных конкурсов — четыре акра земли. Его называют центром искусства. Там теперь учатся и приобщаются к искусству тысячи детей.

— Святослав Николаевич, — спрашиваем мы, — а кто были ваши учителя?

— Конечно, Николай Константинович. Он прежде всего… — Рерих задумывается, потом кладет книгу на столик и добавляет: — А знаете, у меня прямых учителей не было. Я долго изучал искусство многих стран Европы, Азии, Америки, Африки…

— А кого вы больше всего цените из наших художников?

— Павла Дмитриевича Корина очень ценил. Сарьяна, конечно…

— А из современных?

— Их я знаю меньше. У Ильи Глазунова иногда интересные новые искания. Но не все удачно. Есть очень любопытные решения, когда он соединяет старое и новое. Здесь могут быть вообще интересные открытия…

Чувствуем, что немного утомили Святослава Николаевича, и начинаем прощаться.

— До встречи в Москве, — говорит он нам во дворе, и мы еще раз фотографируемся на память.

7

Жара такая, что стоять на солнце невозможно. В середине дня вышли с намерением пройтись по Бангалору и уже через четверть часа вбежали в холл отеля «сваренные» и «обожженные» и долго сидели молча, наслаждаясь прохладой кондишена. В такое пекло я иногда попадал в родном Волгограде или в Ташкенте. Но то было в середине лета, а сейчас середина зимы. Даже нельзя себе представить, что где-то там у нас сейчас заснеженный лес и гулко, словно выстрелы, трещат стволы деревьев. Еще ни в одну из моих пятидесяти зим не врывалось знойное лето. И произошла забавная штука, которую я и объяснить-то толком не могу. Во мне будто что-то повернулось, и стал по-другому смотреть и понимать привычное. То, что раньше видел и, казалось, понимал, теперь обернулось загадкою или открылось незнакомой мне стороной.

Каждый знает по себе, что с нами что-то происходит при смене времени года. Эту перемену люди особенно остро замечают весной и осенью. Половодье обновляющейся природы захватывает человека, будто забытые сны детства, неисполненные желания, тело требует движения, дух раскрепощается. Осенью же происходит совсем другое. Увядающая природа вызывает приступы грусти, сожаления, а часто и горькой тоски: уходят дни, уходят месяцы и годы и столько пропущено, столько оставлено на потом… Возможно, с другими происходит по-иному, а со мною каждую весну и осень именно так. Однако в Индии смешались мои осени и весны, лед и пламень.

А может, я шалел от раздражающих индийских контрастов: ослепительного блеска роскоши и оскорбляющего уродства нищеты, ярких красок райских цветов и грязи, затхлости скученных жилых кварталов, бездонного лазурного неба над голубым океаном и зловония сточных канав, которые, как черные щупальца, протянулись к нему в прибрежных городах-спрутах…

Может быть. Но теперь я точно знаю одно — человеку надо обязательно вырываться из привычного, налаженного годами и десятилетиями ритма жизни. Надо, чтобы лютая зима севера обрывалась нестерпимой жарой тропиков, и не искусственно, как это мы иногда позволяем себе в бане (парилка — холодный душ), а в натуре, где экспериментальная площадка — земной шар. Надо, чтобы человек хотя бы раз попадал из одного социального мира в другой. Действительно, однажды надо видеть все самому, прыгнуть из зимы в лето, минуя традиционные весны и осени, порвать путы привычек и привязанностей, и тогда возможно чудо обновления. Как с корабля, поставленного в док, с человека можно будет соскрести налипшие ракушки обыденности, снять ржавчину обид и дурные наросты самомнения.

…Когда немного спала жара, мы все же поехали осматривать город. Зашли в художественный салон, где продаются изделия государственной компании «Кавери», объединяющей ремесленников-художников. На эмблеме этой компании — симпатичный индийский слон, которого хочется приветствовать улыбкой.

— Такие магазины-салоны «Кавери», — рассказывает молодой энергичный администратор, — есть во всех крупных городах Индии. Продаем изделия и за границей. Сейчас послали нашу продукцию в Москву и ждем ответа.

Изделия удивительной красоты и изящества. Картины, резьба по дереву, металлу, кости, камню, национальная домашняя утварь, чеканка, ковры, гобелены, чудесные инкрустированные столики, женские украшения из драгоценных и полудрагоценных камней, ракушек, стекла, керамики, благородного дерева, скорлупы орехов и даже семян фруктов.

Есть очень дорогие изделия — столики по 2500 рупий, вырезанные фигуры слонов и других зверей по 1000 и более рупий. Но есть и дешевые вещи. Деревянную ручку, отделанную медными пластинками, можно купить всего за две рупии (20 копеек), 12 рупий стоит оригинальное ожерелье из семечек. Искусно нанизанные