является необходимым условием международного сотрудничества. Он публично оспорил заявление Кассена, будто «доктрина национального суверенитета» позволила Германии безнаказанно совершать преступления против собственного народа и в конце концов привела к мировой войне. Он возразил, подчеркнув, что причиной войны была французская и британская политика умиротворения Гитлера. Речь Вышинского наделала шуму, но не оттянула голосования и не изменила его исхода. Генеральная Ассамблея приняла Всеобщую декларацию прав человека 10 декабря. СССР, Украинская ССР, Белорусская ССР, Польша, Чехословакия, Югославия, Южная Африка и Саудовская Аравия воздержались[1454].

* * *

Вышинский и Трайнин долго шли рука об руку начиная с 1930-х годов. Теперь их дорогам предстояло разойтись. Когда в 1948 году Трайнин приехал в Париж, Сталин уже начал яростную антизападную кампанию – еще дальше отойдя от США и Западной Европы и целясь в так называемый «космополитизм» в Советском Союзе. Советским научным специалистам во всех областях приказали очистить свои дисциплины от всякого «буржуазного» влияния и прекратить низкопоклонство перед Западом[1455]. Трайнин застал начало кампании, и его речь на конгрессе МАЮД идеально вписывалась в партийную линию. Но этого было недостаточно, чтобы защититься. В январе 1949 года кампания против космополитов приняла определенно антиеврейский характер: Лозовского и других членов Еврейского антифашистского комитета, который так хорошо послужил Советскому Союзу во время войны, арестовали по сфабрикованным обвинениям в шпионаже и прочей антисоветской деятельности. Высокопоставленные советские евреи, особенно имевшие связи на Западе, как Трайнин, попали под нарастающее подозрение[1456].

Звезда Вышинского продолжала восходить – в марте 1949 года Сталин назначил его министром иностранных дел вместо Молотова, – а трайнинская быстро закатывалась. В том же месяце в Институте права прошло собрание, осудившее «безродных космополитов» среди советских юристов. Кампанию возглавил Коровин, только что ставший директором института. Открывая собрание, он раскритиковал советских юристов-международников за то, что они поддались на западную ложь: они не разглядели, что «англо-американские империалисты» рассчитывают подчинить людей во всем мире, организовав «мировое правительство» посредством ООН. Обвинения были запутанные, но смысл очевиден: советский эксперимент с правовым универсализмом закончился. Многие коллеги Трайнина по Институту права и Московскому государственному университету публично покаялись в своих «идеологических ошибках». Трайнин, к тому времени хорошо известный на Западе, продолжал публиковаться – но за ним стали пристальнее следить, и ему запретили выезжать за границу[1457].

Позже весной того же года, когда сталинская антикосмополитическая кампания продолжала набирать обороты, Корецкий вернулся в Лейк-Саксесс на первое заседание Комиссии ООН по международному праву. Эта комиссия из пятнадцати человек намеревалась кодифицировать Нюрнбергские принципы и более общий Кодекс преступлений против мира и безопасности человечества[1458]. Комиссия также рассматривала возможность организации международного уголовного суда. Перед отъездом из Москвы Корецкий подготовился к заседанию, проконсультировавшись с Никитченко, Рагинским, Коровиным и другими советскими юристами[1459]. Никитченко после Нюрнберга вернулся на свою должность в Верховном Суде СССР, но в тот момент находился под следствием по обвинению в нескольких преступлениях, включая приятельские отношения с «одной немецкой знакомой» во время процесса[1460]. Вышинский, уже пребывая в новой высокой должности министра иностранных дел, приказал Корецкому согласовывать с ним все главные решения во время заседания и решительно выступать против создания международного уголовного суда[1461].

В Лейк-Саксессе Корецкий старался следовать приказам Вышинского. Он без лишних слов отверг список возможных преступлений, представленный Секретариатом ООН для включения в Кодекс преступлений против мира и безопасности человечества, а взамен предложил, чтобы делегаты посовещались со своими правительствами для определения охвата предлагаемого проекта. Его предложение не прошло[1462]. Комиссия отобрала для будущей кодификации четырнадцать пунктов, включая разжигание гражданских беспорядков в другой стране и применение силы в нарушение международного права. Она также обсудила спорные вопросы экстрадиции и принудительной репатриации. Корецкий предложил составить другой список пунктов для кодификации, отражающий темы, которые он назвал более актуальными, в первую очередь борьбу против фашизма. Другие делегаты не поддержали его[1463].

Комиссия по международному праву обратилась 9 мая к Нюрнбергским принципам – и здесь Корецкий оказал существенное влияние на исход дискуссии. Когда некоторые делегаты предложили декларировать в документе приоритет международного права над национальным правом, он возразил, что это откроет путь к мировому правительству[1464]. Когда комиссия поставила вопрос, как соотносятся между собой Нюрнбергские принципы и Кодекс преступлений против мира и безопасности человечества, Корецкий настоял, чтобы эти два проекта рассматривались отдельно. Он заявил, что формулировка Нюрнбергских принципов относительно проста, а вот более общий международный уголовный кодекс – более спорный предмет и, если их объединить, все сильно затянется. Комиссия согласилась с этим предостережением и решила разрабатывать два отдельных документа, по крайней мере на первых порах. На следующем своем заседании в 1950 году она должна была закончить черновик Нюрнбергских принципов и обсудить возможность учреждения международного уголовного суда[1465].

Советские руководители больше не были заинтересованы в наведении мостов с Западом. Когда осенью 1949 года в Риме собрался третий конгресс МАЮД, Трайнина не было среди делегатов. Вместо него Сталин послал Руденко. Замена Трайнина на Руденко (который вернулся на свою должность прокурора Украинской ССР) означала поворотный пункт в отношениях СССР с международными институтами. Трайнин был обращенным к Западу лицом Советского Союза в контексте международных отношений; Руденко даже после Нюрнберга все еще ассоциировался за пределами СССР с историей показательных процессов в духе принципа «цель оправдывает средства». Коммунисты имели теперь решающее большинство голосов в МАЮД – Кассен ранее в этом году вышел из организации, и другие западные юристы последовали его примеру, – так что умение Трайнина найти общий язык с экспертами по международному праву из всех стран Европы больше не требовалось.

Международное право, как и сама Европа, раздробилось на социалистический и западный лагери. Руденко гремел с трибуны, осуждая недавнее создание Организации Североатлантического договора (НАТО) как нарушение международных соглашений, и эти речи находили восприимчивую аудиторию на конгрессе – но только на нем[1466]. Вскоре после этого совещания ООН лишила МАЮД статуса консультативного органа при Экономическом и Социальном Совете. МАЮД продолжал наращивать свое влияние в качестве организации – витрины Коммунистической партии.

Тем временем западноевропейские юристы и политики создавали другую организацию – Европейскую Ассамблею, со своей собственной хартией прав человека и собственным уголовным судом. Эта Ассамблея провела свое первое совещание в Париже в ноябре 1949 года, всего через несколько недель после конгресса МАЮД в Риме. Максуэлл-Файф возглавлял правовой комитет Ассамблеи и курировал составление Европейской конвенции о правах человека, которую сам он воспринимал как дополнение к ооновской Всеобщей декларации прав