— Твой отец был более великодушен.

— А я не буду.

— Великодушие было свойственно всем членам нашей семьи. Вспомни нашего великого предка Ахмеда Бен-Абада. Он спас христиан Гранады, собственноручно зарубив саблей генералов, которые хотели уничтожить все население города. Вспомни другого нашего предка, воинственного Омара. У стен Кордовы он вырвал из рук своих воинов командира испанских войск и отослал его, живого и невредимого, к его королю, к огромной ярости всех его соплеменников. И в этот раз Бен-Абад спас христианина.

— Ну я не Ахмед и не Омар.

— И наш отец, возмущенный ужасными пытками, которые Кулькелуби применял к рабыням-христианкам, помог нескольким из них бежать и вернуться на родину, выказав открытое неповиновение самому бею.

— Я такое великодушие не разделяю и не понимаю, — ответил Зулейк. — В бароне я вижу только соперника, который должен исчезнуть, и я сделаю все возможное, чтобы бросить его в пыточную визиря. Ты его защищаешь и прячешь его от меня? Пусть так, посмотрим, кто из нас сильнее и настойчивее.

— Попробуй найди его.

— Я его найду, не сомневайся, — ответил Зулейк, ярость которого все возрастала. — И кто знает, может, пока мы с тобой разговариваем, пленники уже признались.

Сказав это, мавр вышел, с силой хлопнув дверью. Он спускался по лестнице с мрачным лицом, сжав губы, когда увидел, что навстречу ему поднимается в сопровождении слуги и мажордома старый дервиш.

Он остановился и посторонился, чтобы дать ему пройти, а потом подозвал мажордома.

— Кто это? — спросил он.

— Это мираб кружащихся дервишей, господин, — ответил мажордом.

— Зачем он сюда пришел?

— Не знаю, господин. Он сказал, что хочет поговорить с вашей сестрой. Он уже приходил один раз. Может быть, он хочет прибегнуть к щедрости принцессы и построить новую мечеть.

— В такое время! — пробормотал Зулейк.

У него было ощущение, что этот человек, хоть и является главой одной из самых уважаемых общин, каким-то образом связан с исчезновением барона. Он отвел мажордома на боковую галерею, с силой сжал ему руку и сказал:

— В зеленом зале есть потайная дверь, ты должен о ней знать.

— Да, хозяин.

— Оттуда можно услышать все, о чем будут говорить моя сестра и мираб.

— Думаю, да.

— И ты мне расскажешь, о чем они говорили, я должен это знать. В твоих руках твоя свобода и твоя жизнь, помни об этом.

Мажордом посмотрел на него испуганно.

— Что вы хотите сказать, господин? — спросил он, запинаясь.

— Что если тебе удастся узнать, что скажет мираб, завтра ты будешь свободен и богат, а если ты меня обманешь, я забью тебя до смерти.

— Вы мой хозяин, я сделаю все, как вы говорите.

— Потом прикажи следить за мирабом, я хочу знать, где он живет.

— Я пошлю за ним рабов, которым можно доверять, господин.

— Убирайся.

Зулейк спустился по лестнице, сел на своего прекрасного белого коня, которого держали под уздцы два негра, и выехал из дворца, говоря себе:

— Думаю, что Амина в конце концов проиграет и что барон умрет здесь. Может быть, я узнаю что-нибудь в тюрьме.

Глава XXVIII

Зелье калифов

Как Зулейк и сказал Амине, человек пятнадцать ренегатов, в большинстве своем раненых, попали в руки преследовавших их янычар живыми.

Зажатые двумя отрядами, двигавшимися навстречу друг другу, окруженные со всех сторон в переулке, вдоль которого высились стены, эти несчастные, несмотря на ожесточенное сопротивление и все их попытки найти смерть в бою, чтобы не подвергнуться ужасным мучениям и пыткам, были схвачены, обезоружены и связаны.

Их было человек пятнадцать — итальянцев, испанцев, фламандцев и французов. Все они были в жалком виде: одежда висела лохмотьями, тела изранены, раны кровоточили. Их товарищам повезло больше: они погибли в жестоком бою, погубив немало своих врагов.

Потребовался весь авторитет командиров и обещание примерно наказать тех, кто ослушается, чтобы не дать янычарам растерзать на месте тех, кто был еще жив.

Пленников окружили многочисленной охраной, поскольку жители города, узнав об убийстве Кулькелуби, высыпали на улицы и готовы были наброситься на ренегатов, и отвели в тюрьму паши, которая в те времена считалась самой надежной, потому что на ее террасах стояли кулеврины.

Несчастные не успели прийти в себя, как их подвергли страшным пыткам, чтобы вырвать у них имена сообщников, которых спасла банда алжирцев, в которых власти подозревали христиан.

Некоторые были подвешены обнаженными на крюках, вбитых в стены тюрьмы, других по пояс закопали в ямах с негашеной известью, третьим не повезло еще больше: с них снимали кожу острыми бритвами, а раны поливали расплавленным воском[52].

В мучениях и агонии имя барона ди Сант-Эльмо срывалось с их губ, но никто не мог дать никаких сведений о том, куда его увезли и кто были те алжирцы, которые помогли ему и его слуге. И те немногие, кого не пытали, чтобы посадить их на кол в порту, где народ смог бы насладиться этим зрелищем, не могли ничего добавить, несмотря на все угрозы и побои.

Когда Зулейк приехал в тюрьму, пленники умирали на крюках, но ничего уже не могли добавить к тому, что сказали раньше.

Кади, который настаивал на продолжении пыток, надеясь узнать от них еще что-нибудь, что могло навести на след сообщников, сразу принял мавра, сочтя за честь побеседовать с потомком калифов.

— Вы узнали что-нибудь новое? — спросил Зулейк, входя в пыточную.

— Ничего, господин, — ответил кади с сожалением. — Эти проклятые христиане умирают, но не признаются, хотя мы и прибегли к некоторым самым действенным пыткам.

— Все это было бесполезно, поскольку я думаю, что они сказали все, что знают. Однако у меня есть верный след.

— У вас, господин?

— Я уверен, что могу найти место, где прячется барон ди Сант-Эльмо.

— Вы знаете, что бей обещал тысячу цехинов тому, кто его схватит?

Зулейк пожал плечами.

— Меня не интересует награда, — сказал он, — семья Бен-Абад и так не знает, куда девать золото.

— Мне это известно, господин. Какие у вас есть подозрения по поводу этих алжирцев? Мне сказали, что среди них были негры.

— У меня нет никаких подозрений, — ответил Зулейк. — Кроме того, они меня не интересуют. Мне нужен барон. Кавалерия вернулась?

— Да, господин, но не нашла никаких следов беглецов, — сказал кади. — Христианин и его сообщники, должно быть, спрятались в окрестностях Алжира.

— Я тоже в этом убежден.

— Где же их искать?

— Вы уверены, что ни один корабль или шлюпка не выходили из порта?

— Ни один, господин, галеры крейсировали всю