Барон подошел к молодой женщине, взял ее за руку и сказал почти нежно:

— Меня глубоко растрогала ваша самоотверженность, госпожа. Даже у меня на родине не найти такую великодушную женщину, как Амина Бен-Абад. Когда я вернусь в Италию, если судьбе будет угодно, я никогда не забуду вас и всем буду рассказывать, что если в Алжире есть пантеры, то там есть и золотые сердца, и женщины, способные на самое высокое самоотречение.

— Бог велик, — кротко ответила принцесса, положив руку на сердце.

Она несколько мгновений смотрела на дворянина увлажненными глазами, исполненными бесконечной печали, потом, резко вырвав свою руку из его руки, быстро вышла, сказав приглушенным голосом:

— Прощайте, барон… Не задерживайте меня более.

Снаружи ее дожидался конь, которого держал под уздцы один из ее негров. Она вскочила в седло, в последний раз махнула рукой на прощание и пустила своего коня вскачь, направляясь к холмам.

Барон стоял у палатки и смотрел, как она удаляется, шепча:

— Бедная женщина, как она, должно быть, страдает! Она заслуживает более счастливой участи.

Когда принцесса достигла вершины холма, она остановила лошадь и посмотрела в последний раз на поселок. Она помахала своей вуалью в знак прощания, а потом галопом спустилась по противоположному склону.

Она яростно погоняла коня, заставляя благородное животное, не привыкшее к подобному обращению, совершать огромные прыжки и резкие повороты, которые могли бы выбросить из седла любого наездника. Казалось, она хочет успокоиться, унять отчаяние, которое царило в ее душе, с помощью этой яростной скачки.

Время от времени с ресниц ее срывалась слеза, и тогда она с еще большей силой пришпоривала лошадь, как будто бедное животное было виновато в ее несчастье.

Она пересекла равнину и рощи, перепрыгивала через кусты и потоки. Как метеор, она пронеслась мимо Медаха, потом мимо Блидаха, не давая несчастному коню ни минуты отдыха.

Когда вдали показался Алжир, уже смеркалось. Она одним махом проделала больше тридцати миль, не слезая с седла и нигде не останавливаясь.

Она придержала лошадь, только когда оказалась поблизости от Касбы. И как раз вовремя. Конь начал сдавать.

Амина же успокоилась, с ее лица исчезли последние следы волнения. Она въехала в город через восточные ворота и направилась укороченной рысью к своему чудесному дворцу. Когда она добралась до места, конь был загнан и чуть ли не умирал.

Она едва успела въехать во двор и спешиться, как он упал.

— Бедный Касмин, — сказала она, глядя на него с состраданием. — Ты помог хозяйке вернуть спокойствие, но заплатил за это своей жизнью.

Слуги и рабы толпой сбежались во двор. Они были удивлены, увидев хозяйку в такой одежде, в пыли и с умирающей лошадью.

— Госпожа, — сказал мажордом, подоспевший раньше всех, — ваш брат искал вас сегодня повсюду. Он очень беспокоится и в плохом расположении духа.

Амина выпрямилась и помолчала немного, глядя на коня, умирающего на камнях двора. Потом она сделала усилие и спросила:

— Где он?

— В зеленом зале.

Она стряхнула пыль с плаща и поднялась твердым шагом по мраморной лестнице, слуги с факелами освещали ей путь.

Когда она вошла в зал, Зулейк ужинал. Увидев ее, он резко встал, раздраженно отодвинув от себя серебряную тарелку и нетерпеливо отшвырнув стул.

— Где ты была? — спросил он сурово. — И в таком виде! Моя сестра забыла, что она Бен-Абад?

— Я была в замке Йоск-Иссид, — ответила Амина спокойно.

— В мужском платье!

— Я охотилась на газелей весь день, а в женском платье неудобно ездить верхом. Кроме того, меня никто не видел, кроме наших рабов.

— И где ты охотилась?

— В рощах у замка.

— Ты лжешь, Амина! — сказал Зулейк яростно. — Я посылал слуг во все наши замки, никто тебя там не нашел, никто из мажордомов не видел тебя.

— Значит, я была не в нашем замке, — ответила принцесса спокойно.

— Знаешь, о чем говорит весь город?

— Меня не интересуют сплетни.

— Говорят, что вчера вечером, когда янычары преследовали убийц Кулькелуби, отряд вооруженных людей с молодым алжирцем во главе увез с собой этих двух христиан.

— Ах!

— А один из них был барон ди Сант-Эльмо.

— Мне об этом ничего не известно.

— Неизвестно? Но твое платье тебя выдает! — вскричал Зулейк.

— И что ты хочешь сказать?

— Что ты была во главе этого отряда.

— Кто может это утверждать?

— Пока никто. Подозрения возникли только у меня, когда я увидел, что ты возвращаешься в этом платье.

— А если и так? — спросила Амина, глядя на него с вызовом и скрестив руки на груди.

— Если это станет известно алжирским властям, на наш дом падет бесчестье. Одна из Бен-Абадов защищает убийцу Кулькелуби!

Принцесса пожала плечами.

— Пусть поищут того алжирца, — сказала она, — а я еще не сказала тебе, что это была Амина Бен-Абад.

— И где ты была весь этот день?

— Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы, Зулейк. Я ведь не лезу в твои дела.

— Ты наверняка помогла этому проклятому барону бежать. Я вижу это по твоим глазам.

— Может быть. Тебе христианка, мне — христианин.

— Этот человек мой соперник! — вскричал Зулейк, швырнув прекрасный кубок из ляпис-лазури, который разбился вдребезги. — Но если ты надеешься, что поможешь ему спрятаться от визирей и кади, ты ошибаешься, Амина. Много ренегатов попали живыми в руки янычар, у них вырвут самыми жестокими пытками имена тех, кто помогал барону, и где он прячется.

— Все эти чудовищные жестокости ни к чему не приведут, потому что эти несчастные ничего не знают.

— Посмотрим, — сказал Зулейк, — сможет ли барон долго скрываться. Всех убийц главнокомандующего приговорили к пыткам и смерти, его тоже ожидает их участь.

— А если синьор ди Сант-Эльмо не принимал участия в преступлении?

— Он участвовал в заговоре.

— Это неправда. Он ничего не знал.

— А какая разница? Он бежал вместе с ренегатами, этого достаточно, чтобы осудить его на казнь.

— Что же, ищите его.

— Мы уже на верном пути.

Амина побледнела.

— Ты просто хочешь напугать меня, — сказала она.

— Известно, что он выехал из Алжира.

— Вокруг города достаточно мест.

— Его найдут, не беспокойся, и прикажу обыскать наши замки, может, найду кого-нибудь там.

— Не возражаю.

Зулейк бросил на сестру взгляд, исполненный ненависти.

— Мусульманка, в жилах которой течет кровь калифов, защищает христианина, — сказал он с глубоким презрением.

— Я защищаю отважного и несчастного человека, вот и все.

— Которого ты любишь.

— Которого я не люблю.

— Ты лжешь!

Щеки принцессы вспыхнули.

— Хватит, — сказала она, — ты не имеешь права оскорблять меня.

— Я хочу покончить с этим бароном, которого я ненавижу всей душой.