Директор удивлённо посмотрел на ученика, как если бы в его руках заговорил глобус:

— Там нельзя, а у нас, выходит, можно?

— Но я же хорошо учусь.

— Посещение школы обязательно для всех — и отличников, и двоечников.

— Значит, если бы я учился на двойки, но регулярно посещал школу, было бы лучше…

Директор устало прижал ладони к глазам. Потёр лоб и виски.

— Как мне надоели эти умники, — сказал он, обращаясь к портрету Горбачёва.

Неожиданно Андрей подумал, что у мужчины есть серьёзные проблемы, которые согнули его плечи и склеили губы. Может быть, у каждого взрослого есть своя тайна. И не всегда благовидная.

Наконец директор заговорил, веско впечатывая каждое слово:

— На твоём месте, имея родственников за рубежом, следует вести себя тише воды ниже травы. Вообще быть незаметнее всех. Выйди и очень осторожно прикрой за собой дверь с той стороны.

Андрей получил второй выговор. Ему казалось, что какой-то злой демон поселился у него за спиной и строит бесконечные козни. И он знал, кто этот демон. Хотя внешне Ольга Владимировна делала вид, что вообще не имеет к событиям никакого отношения.

Он размышлял о неудачах своей жизни. Бабушка говорила, что прошлое надо похоронить. Но как закопать Ольгу Владимировну?

Мир вдруг оказался сложно устроенным. События потеряли логику. Он был одним из первых учеников в классе. Не курил в туалете, не дрался на пустыре за школой, не списывал на контрольных и не подделывал оценки в классном журнале. Готовился к поступлению в институт, и за всё это он оказался на грани отчисления.

Ситуация запуталась в тугой узел. Начинаешь распутывать и затягиваешь окончательно.

Вот уже и староста класса, противная девчонка со странным именем Изольда, постоянно находила в стенгазете, которую он выпускал, «непростительные идеологические ошибки». Андрей не всегда понимал, в чём они заключались, но молча исправлял.

Теперь он ненавидел Комиссара, которая расчётливо и подло портила ему жизнь. И за что? За дурацкое опоздание на поезд. Может быть, она мстила за девчонок, которые липли к нему как мухи на мёд? Но он здесь совсем не виноват. Просто обаятельный такой. Она вон тоже красивая, но нельзя же за это наказывать.

Им удалось поговорить еще раз.

— За что вы меня преследуете, Ольга Владимировна? Я вас обидел?

— Ты не можешь обидеть меня — слишком мелок. Но за поступки надо платить дорогую цену. Коммунисты не прощают, и их месть многолика. Ленин не тепел слабаков, и я не терплю.

— Я же случайно опоздал на поезд.

— Просто опоздал, просто исчез на три месяца… всё у тебя просто.

— Извините.

— Я договорилась представить тебя секретарю райкома. Перед тобой была отличная карьера по линии комсомола. А ты, козёл, всё испортил. И меня подставил, ведь подумала, что ты в Израиль свой проклятый уехал.

— Так не уехал же.

— И что? Тебе медаль за это давать?

— Не надо медаль. Я не хотел работать по общественной линии. Вы же знаете, я хочу быть скульптором.

Андрей помнил, что раньше упоминание его художественного таланта умиротворяюще действовало на Ольгу Владимировну. Но сейчас всё было с точностью до наоборот.

Комиссар взъярилась:

— Дворником ты будешь. Иди отсюда. Сгинь с моих глаз. Не мешай работать.

Он с горем пополам закончил девятый класс, но после экзаменов, которые сдал вполне прилично, в школу были вызваны родители.

Мама вернулась белая как мел.

— Мне предложили перевести тебя в другую школу, — с порога заявила она.

— Почему? Я же хорошо учусь.

— Говорят, ты торгуешь бюстиками Горбачёва на Арбате. Иностранцам продаешь.

— Так разрешили же.

— Разрешить-то разрешили. Но директор сказал, что этим ты позоришь комсомол.

— Это всё Комиссар… Ольга. Она взъелась на меня, сам не знаю за что.

— Я тоже не знаю, но школу придётся менять.

Когда подписывал обходной лист, Ольга Владимировна подняла на него равнодушные глаза:

— Плохо уходишь, Соркис. Два выговора — это прямая дорога на исключение из комсомола.

Андрей разозлился:

— Времена изменились. Я поступлю в Суриковский институт, а уж там вы меня точно не достанете.

— Думаешь? — ласково улыбнулась Ольга. — С двумя выговорами да с бабкой за рубежом тебя только в армию возьмут. В десант пойдёшь. Там научат родину любить. Я обещаю.

Ольга сдержала слово.

Его не взяли в институт. А забрали в армию.

Глава 5.

В которой герой пытается убежать от судьбы

Полицейские всего мира одинаковы. Они кричат, тычут оружием, требуют лечь на землю, расставить ноги и заложить руки за голову. Иерусалимские полицейские не были исключением.

Зато тех, кого они пытались задержать, ординарными преступниками назвать было трудно.

Демон Асмодей скакал по крышам машин, исчезая и появляясь в серном пламени. Вонь стояла неимоверная.

Вадим высился темным силуэтом, от которого дул обжигающий огонь, сносивший людей и машины в кучу. Трёхглавый огнедышащий дракон тут, пожалуй, сплясал бы от восторга. Если бы не обжёгся.

Максим пытался предъявить неизвестно кому какое-то загадочное удостоверение. Потом махнул рукой и просто уселся, прислонившись спиной к металлической ноге скульптуры «Красная корова».

Андрей с Ольгой спрятались внутри возникшей вокруг них сияющей сферы.

— А пули не пробьют твою защиту? — На всякий случай спросил Андрей.

— Ей атомный взрыв не страшен.

— Ты проверяла?

— Нет, — засмеялась Ольга. — Но если Вадим продолжит воевать и соберёт здесь всю израильскую армию, то мы это выясним точно.

С воем очумевших котов подъезжали всё новые полицейские машины. Они налетали на огненный смерч, исходящий с вершины холма, и скользили вниз по плавившему асфальту, как по льду. У подножия образовалась уже изрядная куча-мала. Раздались автоматные очереди.

— Пожалуй, пора звонить барону, — сказала Ольга.

Андрей не знал, как выглядит их защитный кокон снаружи, но изнутри он был прозрачный. Пули со щелчками расплющивались о его поверхность, будто жуки о ветровое стекло машины.

Слышал, как Ольга объясняла ситуацию:

— Мы в Иерусалиме. Вадим воюет с армией. Шуму много. Надо это как-то остановить…

Она еще что-то говорила, отвечала на вопросы, но Андрей уже почти не слушал. Снаружи было интересно, как в кино.

Плотность огня усилилась, кругом что-то взрывалось, выпуская клубы дыма.

Убедившись, что все стандартные приёмы не работают, полиция вступила в переговоры.

Откуда-то раздался многократно усиленный динамиком голос:

— Что вы хотите? Каковы ваши требования?

Неожиданно в небе появился сияющий лик Асмодея. Он был огромен, заслонил звёзды и луну.

Громогласный глас, в сотни раз превосходивший полицейские динамики, прорёк:

— Я требую покаяния, ибо приблизилось Царствие Небесное.

Оппоненты вежливо выслушали. Динамик уточнил:

— Это все требования?

— Все, — ответил грозный лик.

— Кого вы представляете? Исламисты? Христиане? Ортодоксы?

— Я есмь альфа и омега, — орал демон.

Ольга закончила разговор.

— Ну как там?

— Стрелять перестали.

— Уже хорошо.

Издалека донёсся шум моторов. Вертолёты появились с севера, аккуратно облетели демона и приземлились где-то внизу. Почти сразу патрульные машины выключили мигалки и принялись разъезжаться, как волки, которым не удалось съесть охотника. Через пару минут вокруг никого не было. Тихо застывал расплавившийся асфальт. Лик с неба исчез.

Во времени возникла непривычная пустота. Андрей почувствовал замешательство, потому что не представлял, чем гораздое на выдумки мироздание её заполнит.

Одинокий прохожий подошёл