которое и так знает, что нельзя выйти за «пределы беспредельного». Однако, согласно Джемалю, абсолютное Всё дано не само по себе, а как некое содержание Мысли, – Провиденциальной Мысли, которая принадлежит трансцендентному Субъекту и одновременно есть этот самый трансцендентный Субъект. Именно Его мысль является Всем, обращённым к иному, чем она сама, – к тому, что может быть указано лишь как отсутствующее и невозможное.

Это создаёт, фигурально выражаясь, гносеологический скандал внутри Мысли: «Мысль мыслит немыслимое». Таким образом, абсолютное Всё, предшествующее всему, является оборотной стороной невозможного, которая в этом Всё не содержится.

Этот скандал требует сокрытия, поскольку Мысль не может обладать этой неразрешённой апорией в таком виде. Невозможное, находящееся вне Всего, полагается Мыслью как отрицаемое, – как то, что должно быть исключено в качестве недопустимого заблуждения. Однако там, где есть отрицаемое, там и есть и отрицающее. Крайней ступенью сокрытия Мысли от самой себя является отрицающее – безграничное отрицание, которое выступает как Абсолют. Это последняя стадия нисхождения Мысли в глубь самой себя, где она как бы «забывает» о своей внутренней правде.

Абсолют становится псевдоутверждением, то есть той ложной пустой тождественностью, которая основана на чистом негативе. На этой стадии самосокрытия Мысль полагает универсальное Всё как чистое отрицание. Здесь самотождество обнаруживает себя как чистый негатив, как исключение другого. Таким образом, бесконечное как таковое конституирует себя как негацию.

Это означает, что у отрицания есть некий предмет, который всё время должен возобновляться интенцией этого отрицания. Скрытым предметом этого отрицания является невозможное как «то, что вне Всего». Однако явным предметом отрицания должна быть граница безграничного. Этой границей становится метафизическая точка (оппозиционный полюс в центре безграничного), которая представляет собой семя вечно снимаемого позитива. Именно из этого семени рождается Бытие как антимысль – та стадия, на которую Мысль как бы выходит из самой себя и живёт уже некотором образом в отбрасываемой ею тени.

Бытие есть тень Мысли, её инферно, рождающаяся из того, что единственно доступное Мысли тождество есть тождество негатива, который не самодостаточен в силу своей пустой отрицательности.

Трансцендентность, или приближение к Тому, Кто скрыт[49]

26 августа 2016

У людей есть огромное количество моих статей, лекций, но всё это пиксельно, оно не собирается в единый такой «дом», – дом со ступеньками, лестницами, этажами и колоннами. Чтобы по крайней мере дать возможность представить, что есть такой «дом», я попытался написать ключ к пониманию.

У меня уже было несколько попыток подхода, и они все существуют так или иначе. Я всё еще надеюсь, что у меня хватит сил этот «ключ» написать…

То, что я сейчас излагаю, – ещё один, очередной, набросок «ключа».

…Я считаю философию состоявшейся тогда, когда её можно изложить в статье для энциклопедии или словаря. Вот, например, берешь Гегеля и кратко излагаешь его взгляды. На самом деле Гегель предельно прост, хотя для своих современников он был потрясающей гностической загадкой, тайной, интеллектуальным «Молохом». Это настолько простая, в общем-то, где-то даже банальная вещь: всё гегельянство строится на том, что идея чистого Бытия тождественна идее чистого Небытия, то есть абсолютная идея заключается в тождестве чистого Бытия и чистого Небытия. Вот и всё. Больше там ничего нет: всё остальное – это просто рассуждения вокруг этого.

…Кстати, чем меня всегда раздражал исторический гнозис: гностики бьются над идеей превосходства, выстраивают некую иерархию, то есть над этим «богом» еще «бог», а над сущим богом – не сущий, и так далее, а фактически они «бултыхаются» в болоте онтологии, то есть они не могут преодолеть идею бытийного наличия, бытийной реальности…

Всё, что я нахожу в этой сфере, оказывается «бултыханием» в сфере Бытия, потому что уже о самом Бытии нельзя сказать, что оно есть, то есть само Бытие не перепрыгивает через эту планку, потому что предикат «есть» можно выставлять только к феноменологии, которая создается благодаря Бытию. И Небытие включено в Бытие.

Здесь есть некоторая проблематика смыслов и терминов, поскольку то, что я имею в виду под Бытием, Генон называет «la possibilité infini», то есть «безграничная возможность». Конечно, la possibilité infini предполагает, что большая часть, то есть безграничная протяженность, – это la possibilité de non-manifestation, то есть возможность непроявления, а Бытие – это возможность проявления, которая в этом безграничном как точка по отношению к возможности непроявления. С моей точки зрения и то и другое – это всё Бытие.

…Я провожу абсолютную стратегическую дихотомию Бытия и сознания, которые взаимоисключающи. Тут возникает уже тема финализма, то есть финал как прорыв в бесконечной гомогенности, «дурной» бесконечности, в которой появляется прорыв – точка ограничения, центрирующая точка, финал, которая является дверью в иное, – в то самое, что описывается только тем, что вот «всё, что есть – не есть оно». Это финал.

…Изначально существует Мысль (не Единое, не что-то еще – всё это онтологическое «плюханье», которое возвращает нас в Бытие), – существует Мысль Бога, Мысль трансцендентного Субъекта. Эта мысль является Мыслью Бога, Мыслью о Боге, – Мысль, которая является Богом. И в чем специфика этой Мысли?

Она является антиидеей. Она даже не знает, что есть какая-то идея. Эта Мысль предполагает в себе драму следующего порядка: она есть Всё и одновременно она есть воля к Другому. То есть эта Мысль, будучи тотальным Всё, стремится к тому, чтобы превзойти это тотальное Всё, потому что она жаждет большего, нежели плерома.

Вот есть плерома, полнота, – она предшествует любой апофатике. А Мысль, которая совпадает с этой плеромой, не удовлетворяется этим совпадением, – она говорит, что есть иное, нежели эта плерома, но плерома-то включает в себя абсолютно всё, и поэтому «есть иное, нежели плерома» означает, что это утверждение невозможного, потому что невозможно быть вне плеромы. То есть суть Мысли заключается в постулировании невозможного. Это невозможное предшествует самой идее возможности. Это – невозможное, потому что этого не может быть, потому что плерома исключает всё, кроме того, что она.

Утверждение невозможного как центра – это гностический скандал внутри Мысли. Потому что утверждать то, что превосходит плерому, полноту Всё, – это скандал, и его надо маскировать. Мысль непрерывно маскирует от самой себя как бы свою внутреннюю содержательность. То есть идея того, что существует нечто сверх плеромы, которое не существует, естественно, маскируется тем, что это объявляется невозможным. Невозможное – это маска иного по отношению ко всему. Но этого мало – невозможное само остается скандалом.

И дальше вот это Всё, которое являлось исходным материалом для преодоления, как бы деградирует и падает. И оно превращается из Всё как плеромы в простую и чистую негативную бесконечность, которая служит для