понимаю вас, о ком вы говорите?

Геккерен. Ах, зачем так отвечать тому, кто относится к вам дружелюбно? Я не предатель. Ох, сколько зла еще сделает ваша красота! (Шепотом.) Верните мне сына. Смотрите, что вы сделали с ним! Он любит вас.

Пушкина. Барон, я не хочу слушать такие речи.

Геккерен. Нет, нет, не уходите. Он тотчас подойдет. Я нарочно здесь, чтобы вы могли перемолвиться несколькими словами.

В колоннаде показывается Дантес. Входит в зимний сад. Геккерен отходит несколько в сторону. Богомазов и Долгоруков, зашипев друг на друга, проваливаются в чащу.

Дантес (Пушкиной). Я видел, как вы с ним разговаривали. Ваша рука была в его руке?

Пушкина (шепотом). Ради бога, что вы делаете? Не говорите с таким лицом, на нас смотрят из гостиной.

Дантес. Ваша рука была в его руке. У меня могущественный соперник... Какое черное вероломство... Коварство.

Пушкина (шепотом). Я приду, приду. Двадцать седьмого в три часа. Отойдите от меня, ради всего святого!

Из колоннады выходит Гончарова. Вдали грянула музыка.

Гончарова. Мы собираемся уезжать... Александр тебя ищет.

Пушкина. Да, да... (Геккерену.) Au revoir, monsieur le baron.

Геккерен. Au revoir, madam. Au revoir, mademoiselle.

Дантес кланяется. Пушкина и Гончарова уходят в колоннаду. В гостиной мелькнула Воронцова-Дашкова. Видно было, как некоторые подходили к ней, кланяясь. Музыка гремит все победоносней.

(Дантесу.) Запомни все жертвы, которые я принес тебе. (Уходит с Дантесом.)

Пустеет гостиная. Начинает стихать вдали. Музыка внезапно обрывается громовым аккордом. Стихает вдали шум толпы.

Долгоруков. Люблю балы, люблю!

Богомазов. Что говорить!

Пьют. В зимний сад, не со стороны колоннады, выходит Воронцова-Дашкова. Она, по-видимому, очень устала и не хочет этого скрывать. Обмахивается веером, садится на скамейку.

Долгоруков. Хорош посланник, ах хорош! Видали, какие дела делаются!

Богомазов. Петя, смотрите!..

Воронцова-Дашкова удивленно слушает. Богомазов и Долгоруков ее не видят.

Долгоруков (кривляясь). Будет Пушкин рогат как в короне! Сзади царские рога, а спереди Дантесовы. Ай да любящий приемный отец!

Воронцова-Дашкова бесшумно встает, скрывается в чаще, слушает.

Богомазов. Ай люто ненавидите вы его, князь! Впрочем, кажется, вы всех ненавидите! Ну, князь, мне, никому — клянусь!.. друг до гроба!.. [Вы] послали ему пасквиль, из-за которого весь сыр-бор загорелся? Или гагаринская работа? Молодецкая штука, прямо скажу! Ведь роют два месяца, не могут понять, кто! Лихо сделано! Стиль хорош! Ну, князь, прямо, — [вы]?

Долгоруков. [Я. Будет он помнить свои эпиграммы!][123]

Богомазов. Будет, будет. Ну, до свиданья, князь, а то огни тушить будут.

Долгоруков. До свиданья.

Богомазов. Только, Петя, на прощанье говорю дружески, ой придержите язык! (Скрывается.)

Долгоруков пьет, потом выходит из беседки, собираясь уходить.

Воронцова-Дашкова. Князь?

Долгоруков оборачивается, улыбается, кланяется.

[Как понравился вам вечер?] Почему вы одни, вы не скучали?

Долгоруков. Помилуйте, графиня, [ваш вечер ослепителен. Это можно видеть только во сне.] Возможно ли скучать в вашем доме? Упоительный бал.

Воронцова-Дашкова. А мне взгрустнулось как-то.

Долгоруков. Графиня, вы огорчаете меня. Но это нервическое, уверяю вас. Прогулка завтра — и к вам вернется то расположение духа, которым пленяете вы всех.

Воронцова-Дашкова. Нет, грусть безысходна. Князь, вам не приходила в голову мысль о том, сколько подлости в мире? Неужели вы не задумывались над этим?

Долгоруков. Всякий день, графиня. Как вы правы. Тот, у кого чувствительное сердце, не может не понимать этого. Оно сжимается при мысли о том, до чего дошло падение нравов. И слезы невольно...

Воронцова-Дашкова. Висельник! Pendard!..[124]

Пауза.

Висельник! Гнусная тварь!

Гость (вышедший из-за колонны). Madame la comtesse j’ai l’honneur de vous...[125] (Шарахнулся и исчез.)

Долгоруков. Вы больны, графиня! Я кликну людей.

Воронцова-Дашкова. Так вот кто этот мерзавец! Ужели бы я только не боялась нанести ему еще один удар, вызвать волнение, я бы выдала вас ему! Вас надо убить как собаку! Желаю тебе погибнуть на эшафоте! Вон! Вон! (Выходит в гостиную.)

Гость в звездах (в сопровождении Воронцова-Дашкова в гостиной). Madame la comtesse, j’ai l’honneur...

Воронцов-Дашков. Сашенька, и князь покидает нас.

Воронцова-Дашкова. Bonne nuit, mon cher prince[126].

Все трое уходят из гостиной. Всюду опустело. И вдруг начинает убывать свет.

Долгоруков (один). Подслушала. Ох, дикая кошка! Ты что же, тоже любовница его? Этот слышал за колонной, да, слышал! [А все он! Все эта проклятая обезьяна на моем пути!] Ну, ладно! Вы вспомните меня! Вы все вспомните меня, клянусь вам!

Хромая, идет к колоннаде.

Тьма.

Ночь. Большой казенный кабинет. Лампы под зелеными экранами. Большой письменный стол. Шкафы с делами. За столом сидит Дубельт. Дверь приоткрывается. Входит Ракеев.

Ракеев. Ваше превосходительство, там Битков к вам.

Дубельт. Да.

Ракеев выходит, а в кабинете появляется Битков. Пауза. Дубельт пишет, потом поднимает глаза.

Битков. Здравия желаю, ваше превосходительство.

Дубельт. А, наше вам почтение. Как твое здоровье, любезный?

Битков. Вашими молитвами, ваше превосходительство.

Дубельт. Положим, и в голову мне не впадало за тебя молиться. Но здоров? Что ночью навестил?

Битков. Находясь в неустанных заботах...

Дубельт. В заботах твоих его величество не нуждается. Тебе что препоручено? Секретное наблюдение, каковое ты и должен наилучше исполнять. И говори не столь витиевато, ты не на амвоне.

Битков. Слушаю. В секретном наблюдении за камер-юнкером Пушкиным проник я даже в самое его квартиру...

Дубельт. Ишь ловкач! По шее тебе не накостыляли?

Битков. Миловал Бог!

Дубельт. Как камердинера его зовут, Фрол, что ли?

Битков. Никита.

Дубельт. Ротозей Никита. Далее.

Битков. Первая комната, ваше превосходительство, столовая...

Дубельт. Это в сторону.

Битков. Вторая комната — гостиная. В гостиной на фортепиано лежат сочинения господина камер-юнкера.

Дубельт. На фортепиано? Какие же сочинения?

Битков (вспоминает, потом декламирует). «Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя. То по кровле обветшалой вдруг соломой зашумит. То, как путник запоздалый, к нам в окошко застучит. Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя. То, как зверь, она завоет, то заплачет, как дитя».

Дубельт. Экая память у тебя богатая! Фортепиано тоже в сторону. Дальше.

Битков. С превеликой опасностью я дважды проник в кабинет. Каковой кабинет весь заполнен книгами.

Дубельт. Какие книги?

Битков. Что успел, запомнил, ваше превосходительство. От камина по левую руку на ближайшей полке: Сова — ночная птица, Кавалерист-девица, История славного вора Ваньки-Каина и о запое и о лечении оного в наставление каждому в университетской