Шрифт:
Закладка:
Никита входит в кабинет, а через некоторое время Никита уходит через дверь в переднюю, закрыв ее за собой.
(Тогда Гончарова возвращается в глубь кабинета. Слова ее слышны глухо.) Все благополучно, нет, нет...
Дверной колокольчик. Никита появляется в гостиной с письмом в руках. Сейчас же Гончарова выбегает к нему навстречу из кабинета.
Никита. Письмо Александ...
Гончарова (сделав страшные глаза, грозит Никите и вырывает у него письмо, говорит громко). Ага, хорошо, от портнихи... Скажи, что буду завтра в два часа. Ну что ты стал? Ступай. (Тихо.) Тебе сказано — не подавать писем!
Никита, вздохнув, выходит.
(Гончарова возвращается в кабинет. Голос ее слышен глухо.) Бог с вами, Александр, говорю же, от портнихи... Право, я пошлю за лекарем. Ну, хорошо, хорошо... Дайте я вас перекрещу. Я умоляю вас не тревожиться.
Свет в кабинете гаснет.
(Гончарова возвращается в гостиную, закрывает дверь в кабинет, задергивает ее портьерой, подходит к камину, вскрывает письмо, читает, прячет в карман.) Кто эти негодяи? Опять, Боже праведный! (Пауза.) В деревню надо ехать, он прав.
Послышался дверной колокольчик, потом где-то голос Никиты, и из дверей, ведущих из гостиной в столовую, появляется Пушкина. Она развязывает ленты капора, бросает его на фортепиано. Лицо ее ослепляющей красоты. Пушкина близоруко щурится, видит Гончарову у камина.
Пушкина. Ты одна? Не спишь? Пушкин дома?
Гончарова. Он приехал совсем больной и заснул, просил его не беспокоить.
Пушкина. Ах, бедный! Да не мудрено, какая буря, господи! Нас засекло снегом!
Гончарова. С кем ты приехала?
Пушкина. Меня проводил Дантес.
Гончарова. Значит, ты все-таки хочешь беды?
Пушкина. Ах, ради всего святого, без нотаций.
Гончарова. Таша, что ты делаешь? Зачем ты напрашиваешься на несчастье?
Пушкина. Oh, mon Dieu! Азя, это смешно! Ну кому какое дело, что beau-frére[115] меня проводил?
Гончарова вынимает письмо, подает Пушкиной.
(Пушкина читает. Шепотом.) Он не видел?
Гончарова. Бог спас, Никита хотел подать.
Пушкина. Ах, старый дурак! (Бросает письмо в камин.) Гнусные люди! Ты знаешь, какая мысль меня осенила? Это она сама же и делает!
Гончарова (указывая на камин). Это тебе не поможет. Это сгорит, но завтра придет другое. Он все равно узнает.
Пушкина. Азя, я не могу отвечать за анонимные наветы. Он поймет, что все это неправда.
Гончарова. Зачем же мне ты говоришь так? Нас никто не слышит.
Пушкина. Ну, хорошо, я сознаюсь, я виделась с ним у нее. Но это вышло нечаянно, я не знала, что он придет туда.
Гончарова. Наши дела поистине ужасны. Все бесят, долги покою не дают. Уедем в деревню.
Пушкина. Бежать? Из Петербурга? Прятанья в деревне? От кого? Из-за того, что какая-то свора низких людей... презренный аноним... Он подумает, что я точно виновата. А между нами ничего нет. И с какой стати? Покинуть Петербург? Я не хочу сойти с ума в деревне! Благодарю покорно!
Гончарова. Но неужели ты не хочешь понять, как ему тяжело? И притом денежные дела так запутанны!
Пушкина. Ну, уж в этом я не виновата. Конечно, чтобы жить в столице, нужно иметь достаточные средства. Муж должен заботиться об этом.
Гончарова. Нет, я не могу с тобой разговаривать, я не понимаю тебя.
Пушкина. Ложись спать, Азя.
Гончарова. Прощай. (Уходит.)
Пушкина некоторое время у камина, потом переходит к окну, смотрит в него, улыбается, очевидно, что-то вспоминая. Фонарь с улицы бросает на нее отсвет. В это время из дверей, ведущих в столовую, бесшумно появляется и останавливается в дверях человек. Он в шлеме, на котором поблескивает орел, в тяжелой шинели, запорошен снегом, с палашом, в перчатках с раструбом. Он держит женские перчатки. Человек в шлеме очень красив. Пушкина поворачивается, видит вошедшего.
Пушкина (шепотом). Как вы осмелились? Как вы проникли? Сию же минуту покиньте мой дом. Какая дерзость! Я приказываю вам.
Дантес (говорит с сильным акцентом, иногда коверкая слова). Вы забыли в санях ваши перчатки. Я боялся, что завтра озябнут ваши руки, и я вернулся. (Кладет перчатки на фортепиано, прикладывает руку к шлему и поворачивается, чтобы уйти.)
Пушкина (шепотом). Вы сознаете ли опасность, которой вы меня подвергли? Он за дверьми. (Подбегает к двери кабинета, бесшумно поворачивает ключ, [закрывает портьерой дверь].) На что вы рассчитывали, когда входили? А если бы в гостиной был он? Ведь это же смерть!
Дантес. Chaque instant de la vie est un pas vers la mort[116]. Слуга сказал мне, что он спит, и я вошел...
Пушкина. Он не потерпит, он убьет меня.
Дантес. Из всех африканцев сей, полагаю, самый кровожадный. Но не тревожьте себя, он убьет меня, а не вас.
Пушкина. У меня темно в глазах. Что будет со мною?
Дантес. Успокойтесь, ничего не случится с вами. Меня же положат на лафет и отвезут на кладбище. И так же будет буря, и в мире ничего не изменится.
Пушкина. Я заклинаю вас всем, что у вас есть дорогого, покиньте дом.
Дантес. У меня нет ничего дорогого на свете, кроме вас. Не заклинайте меня.
Пушкина. Уйдите.
Дантес. Ах нет. Вы причина того, что совершаются безумства. Вы не хотите выслушать меня. А между тем есть величайшей важности дело, которое вам надлежит выслушать. (Пауза.) Там... Да?.. иные страны. Скажите мне только одно слово — да, и мы бежим.
Пушкина. И это говорите вы? Месяц тому назад женившись на Екатерине, на моей сестре? Ваши поступки не делают вам чести, барон. Ох, нет... не делают... Грех вам... Вы и преступны, вы и безумны!
Дантес. Я женился на ней из-за вас. Да, я совершил преступление. Бежим!
Пушкина. У меня дети.
Дантес. Забудьте.
Пушкина. О, ни за что!
Дантес. Я постучу к нему в дверь.
Пушкина. О, жестокая мука. Не смейте! Неужели вам нужна моя гибель?
Дантес целует Пушкину.
Зачем, зачем вы появились на нашем пути? Вы заставили меня и лгать, и вечно трепетать... Ни ночью сна, ни днем покою...
Часы бьют полночь.
Боже мой, уходите!
Дантес. Придите еще раз к Идалии, нам необходимо поговорить.
Пушкина. Завтра на балу у Воронцовой, после котильона, подойдите ко мне.
Дантес прикладывает руку к шлему, поворачивается и уходит.
(Крестится, прислушивается.) Скажет Никита или не скажет?
