— И? — спросил он.

— Ну, — я отвел взгляд, а затем снова посмотрел на него, жар пробежал по моей шее. — На счет секса.

Выражение его лица немного исказилось.

— Это те драгоценные камни на твоем члене? Они раздражают кожу?

— Нет, — прошипел я.

— Проблема с задницей? Она опять…

— Нет! — Крикнул я. — Мне было восемь, когда это случилось.

— Да, но все может, знаешь ли, повториться.

— Это не инфекция задницы, — прорычал я, вспоминая унизительный момент, когда мой старший брат отвел меня к целителю, и как раз в тот момент, когда я наклонился, чтобы показать им проблему, вошла целая толпа целителей-стажеров, чтобы наблюдать, мой мудак брат тоже.

— Ты снова запер свой член в ящике холодильника, не так ли? Потому что твое полуночное пиршество в обнаженном виде представляет опасность, Ксавьер.

— Не мог бы ты перестать перечислять самые унизительные моменты моей жизни и послушать, что я скажу? — потребовал я, и Дариус усмехнулся, явно издеваясь надо мной.

— Хорошо хорошо. Что случилось? — спросил он.

— Я не могу… — Между нами прошла напряженная пауза, в которой я пытался сказать это наименее неловко. — Кончать.

— Ох, — выдохнул он.

— У тебя когда-нибудь была такая проблема? — спросил я.

— Нет… ох, ну да, вообще-то, один раз. Когда я был с Маргарет. В последний раз, когда я переспал с ней, клянусь, у меня было такое ощущение, будто мой член просто свисал с моста, развеваясь на легком ветерке. Но я бы не сказал, что не кончил, скорее, я просто вышел из нее и ушел.

— Ладно, эм, давай никогда больше не будем об этом говорить, хорошо?

— Согласен, — фыркнул он.

— Дело в том, что я люблю свое стадо. Они так меня возбуждают… ну, знаешь. И я мой член никогда не свешиватся с моста, это всегда здорово. Но в последнее время, поскольку… ну… это было после…

— Выплюнь это.

— После того, как ты и мама умерли, — сказал я, отводя взгляд от него. — Горе свело меня с ума. Я не могу это объяснить. Это было худшее состоянии в моей жизни, а теперь ты вернулся, и стало лучше. Но мама… — я покачал головой, не в силах выразить боль внутри себя. — Может быть, часть меня чувствует, что я не имею права на удовольствие, когда вокруг меня разрушено столько жизней. Иногда я чувствую себя чертовски виноватым.

— Виноватым в чем? — Он остановил меня на тропинке, схватив за плечо, чтобы я посмотрел на него.

— В том, что я жив. В то время как другие не могут быть здесь. — Я взглянул себе под ноги, слова были такими резкими и правдивыми, что разрезали меня на части.

— Эй, — прорычал Дариус, и я посмотрел на него. — Мама умерла за нас. И она бы сделала это снова и снова, потому что это то, что мы делаем для семьи. Я бы сделал это для тебя, и я чертовски хорошо знаю, что ты сделаешь это для меня. Это путь войны. Это больно и несправедливо, а те, кто выживет или умрет, зависят от броска монеты. Иногда случается дерьмо, которое никто из нас не может контролировать, и это несправедливо, но такова жизнь, Ксавьер. Черт, я знаю, как быстро ее можно потерять. Не трать время, которое у тебя есть здесь, на то, чтобы чувствовать себя плохо из-за времени, которое тебе дано. Никто так не заслуживает свободного воздуха в легких, как ты.

Я пожевал внутреннюю часть щеки, пытаясь принять его слова, но в глубине души я верил в это задолго до начала войны.

— Правда в том… Раньше я думал, что все было бы лучше, если бы меня не было. Если бы Лайонелу не пришлось меня держать над тобой, тебе бы не пришлось пройти через то, что ты пережил. Ты мог бы сделать свой собственный выбор. Может быть, ты никогда бы не стал Противником звезд…

— Не говори так, — сказал Дариус, в его глазах застыла боль. — Без тебя я был бы никем. В моем детстве было счастье только потому, что в нем был ты. Без тебя мне бы никогда не пришлось за что-то бороться. Я бы все равно стал марионеткой Отца. Ты был причиной, по которой я сопротивлялся ему. Ты, Ксавьер. Потому что я тебя люблю. Ты мой гребаный брат, нет такой вселенной, в которой я бы хотел существовать без тебя.

Мое сердце облилось кровью от его слов, моя собственная любовь к нему вылилась из этой раны. Потому что он был запятнан жестокостью нашего отца, но так и не был разрушен. Любовь преодолела его ненависть и, возможно, еще сможет сделать больше.

Я обнял его, и он схватил меня за шею, крепко прижимая.

— Я тоже тебя люблю, — сказал я отрывисто. — Я никогда не смогу отплатить тебе за то, как ты защищал меня, когда мы были детьми.

Мы оторвались друг от друга, и он нахмурился, ощущение перемены между нами закрепилось в моей груди. Потому что мы больше не были теми детьми. Мы были закалены войной и стали мужчинами задолго до того, как должны были стать ими.

— Наслаждайся жизнью, Ксавьер. Ты это заслужил, — сказал он.

— Ты тоже, не теряй ни секунды, зомби-братан, — сказал я, ударив кулаком по его плечу.

— Так и сделаю. — Мы шли бок о бок, обнаружив впереди нас ожидающих нас близнецов, с любопытством переглядывающихся между нами, но не задающих вопросов. Они были похожи на нас; понимающие, что братья и сестры нуждаются друг в друге так, как никакие другие отношения не могут дать этого. Это было священно.

Мы прошли за ворота кампуса, обнаружив там советников, ожидающих выхода, и под звездной пылью нас утащили к месту назначения.

Когда нас снова выбросило, я ахнул от того, что обнаружил перед собой.

Мы стояли на вершине горы, окутанные тенью, отброшенной Мелиндой Альтаир, чтобы скрыть нас от глаз, хотя мы были так высоко, что я сомневался, что кто-нибудь заметит нас здесь. Мы смотрели вниз на ужасную армию, и ряды лагерей, полных солдат Лайонела, казалось, тянулись вечно. Ужас приковал меня к месту, пока я пытался оценить численность, лагеря растянулась на многие мили. Она была слишком огромной, намного больше, чем мы могли бы собрать.

— Это хуже, чем я предполагала, — в ужасе выдохнула Дарси.

— Их слишком много, — хрипло сказала Тори, подходя ближе к своему близнецу.

Дариус серьезно взглянул на меня, а затем перевел взгляд за пределы лагеря на