Я давно не спускалась к нему. Если быть честной с собой, то приходилось признать, что мне не хватало смелости. Я не чувствовала в себе сил увидеть его вновь. Я не могла заставить себя доверять Вину, никак не могла поверить, что теперь, наконец-то, он искренен со мной. Отсутствие доверия ставило крест на нашем дальнейшем сотрудничестве. Я уже не испытывала злости по отношению к ученику. Но смотреть на него, понимая, что вскоре мне придется оборвать его жизнь, было невыносимо. Я боялась, что не смогу. Я не хотела такого финала. Но других вариантов, увы, не находилось. Кодекс был неумолим. Я всегда поддерживала его, ратовала за дотошное соблюдение правил. А сейчас речь шла не просто об оступившемся мальчишке: о вампире, о враге затесавшемся в наш круг. О предавшем нас зубастом. Любой вариант, кроме казни, грозил смертью уже мне самой. Может быть, поддержка ребят помогла бы мне выпутаться из переделки живой. Однако о продолжении работы и речи вести не стоило. Слухи в нашем сообществе разносятся быстро. Отпустить Ирвина восвояси было равносильно самоубийству. Да и убийству тоже: любой наемник почтет за честь прикончить его.

А еще я вынуждена была признать, что, в глубине души, мне хотелось спуститься вниз, выпустить ученика из подвала, разрешить вернуться в комнату и остаться там. Вопреки всем доводам разума, мне хотелось его простить. И от этого было горько и тяжело. Я не могла позволить себе прощение. Не только из-за внешних обстоятельств, но и потому, что мой лимит прощений, похоже, был исчерпан.

Что ж, он вполне мог пережить без моих визитов еще сутки-другие. Вода у Ирвина была, еда ему не требовалась, а баловать предателя кровью я не собиралась. Перемещаться по подвалу он мог спокойно, комната с оружием была надежно заперта. Обезболивающие ампулы, вроде, оставались в достатке. Современная медицина вполне в состоянии обеспечить ему хотя бы безболезненное существование. Относительно безболезненное.

В сознании неожиданно всплыло воспоминание. «Вам стоит более пристальное внимание уделить медицине…». Фраза была сказана удивительно не к месту. Я списала ее на усталость щенка. Заподозрила, что он вновь пытается язвить, подколоть меня. Только сейчас я связала его странный взгляд, серьезный тон и нелепость фразы с предыдущим нашим разговором. Ирвин не издевался и не язвил. Он пытался помочь. Пытался дать мне зацепку.

Возняки работали в сфере медицины.

Эльжбета была медицинской сестрой.

Патрик Дин был обращен в госпитале, куда его доставили после тяжелого ранения.

Кристиану Чжежич обратили в психиатрической клинике…

Слишком много совпадений. Так не бывает.

Я открыла ноутбук, подключилась к сети и, едва поспевая за мыслью, стала набирать запрос за запросом. Ситуация осложнялась тем, что приходилось заглядывать в прошлое аж на полтора века. Но, спасибо информаторам, я могла и это. Все клиники принадлежали разным владельцам. Находились в разных городах. Время обращения вампиров не совпадало. Глухо. Я попробовала зайти с другой стороны, но и тут меня ждало разочарование: специфика у клиник тоже была разной. И персонал не пересекался, во всяком случае, насколько я могла видеть. Несколько остыв от первоначального восторга, я пыталась заставить уставший мозг работать, нащупывая ту самую ниточку, что способна привести к развязке.

Сделав себе чаю, я перебирала файлы с доступными мне документами. С одной из выцветших, полустертых фотографий улыбалась Габриэля Возняк. В окружении коллег, в форме врача, красивая, счастливая и еще смертная. В нашем государстве наука давно уже занимала главенствующую роль. Открытия делали жизнь людей комфортнее и безопаснее. А еще они хорошо продавались. И страна, не слишком богатая дорогостоящими ресурсами, сделала ставку на человеческий интеллект. Медицина занимала одну из ведущих сфер исследовательской деятельности. Именно благодаря ее достижениям, мы, к примеру, могли наслаждаться удовольствиями жизни без особого риска для здоровья. Такие кадры, как Габриэля Возняк, умная, талантливая и помешанная на своем деле, всегда ценились. Государство контролировало и поддерживало исследования. Но любая научная деятельность требовала больших экономических ресурсов, а такую нагрузку не всякий бюджет потянет. Поэтому бизнес активно принимал участие в поддержке экспериментов. И сейчас, и много лет назад…

Внезапно мой глаз зацепился за мужскую фигуру на втором плане. Что-то в облике показалось мне неуловимо знакомым, но фотография была слишком старой. Да и оцифровали ее без особого тщания. Лица разглядеть не удалось. Я вновь углубилась в чтение, пытаясь понять, кто именно запечатлен на этом снимке. Поскольку одет мужчина был во вполне повседневную одежду, вероятнее всего, к персоналу больницы он не относился. Перебрав все возможные варианты, я пришла к выводу, что это член попечительского совета. К сожалению, среди фамилий знакомых данных обнаружить не удалось. Я вновь углубилась в поиски, пытаясь понять, было ли мое открытие игрой затуманенного усталостью сознания, или, действительно, я нащупала ту самую нить.

Одна из фамилий вновь попалась мне, и не один раз: значилась в списках меценатов, опекавших все четыре интересующих меня клиники. Ту, где работала Габриэля, ту, где обратили Патрика, ту, где трудилась Эльжбета и ту, куда упекли еще смертную Кристиану. Меня охватила дрожь предвкушения. Я вновь скакнула по времени, обратившись к современности. Знакомой фамилии обнаружить не удалось. Отобрав те заведения, с которыми Габриэля работала в последние годы, я стала целенаправленно искать среди инвесторов и благотворителей. Мои пальцы порхали над клавиатурой с немыслимой скоростью. В конце концов, я нашла название компании, которая финансировала, в настоящее время, все интересовавшие меня проекты Габриэли. Открыв список руководства, я поперхнулась чаем. Мои ладони мгновенно вспотели, чашка выскользнула и упала на пол, залив его остатками напитка. Я долго вглядывалась в фотографию руководителя, не в силах поверить. Вот же черт. Без сомнения, на обоих снимках, на старом и современном, был запечатлен один и тот же человек. Я нашла его. Нашла высшего.

«Ты не представляешь, насколько они близко», — вспомнила я слова Ирвина. Он был прав. Я не представляла. Я не представляла, что могу сидеть рядом, дышать одним воздухом, разговаривать с высшим вампиром и не почувствовать его. Ощущать непонятное беспокойство и не придать ему значения. Словно не было за моей спиной нескольких лет боевого опыта. Словно я — обычная женщина, не имевшая и малейшего понятия об охоте. Я мгновенно засекала менее взрослых вампиров, но отмахивалась от воплей инстинкта, беседуя со старой, сильной, опытной тварью. Я теперь понимала тревогу ученика. Высший водил меня за нос. Обнаглел настолько, что не погнушался личным знакомством.

Выдохнув, я заставила себя собраться, вытерла салфетками пол и вновь села за компьютер. Сонливость мою как рукой сняло. Через час я знала об интересующем меня зубастом все, что вообще возможно было накопать. Увы, информации было не слишком много. Судя по тем скудным данным, что мне удалось собрать, высшему было никак не меньше трехсот лет. А, возможно, и больше. С таким взрослым вампиром мне еще сталкиваться не доводилось. Я вообще полагала, что слухи о старых, проживших более трех веков кропийцах — просто сказки. Я, за всю свою карьеру, даже не слышала о столь опытных особях. Выходило, не сказки. Ситуацию осложняло то, что искомый объект был не просто вампиром, а вампиром, плотно влившимся в человеческий мир. Бизнесмен, руководитель научно-медицинской экспертной лаборатории, политик, меценат. Заметная фигура. Он преспокойно жил у всех на виду, окружив себя не только своими собратьями, но и людьми. Давал интервью, печатал статьи, вел активную деятельность в сфере благотворительности. Пойти и просто убить его не получится. Слишком рискованно. Те же Возняки, будучи на слуху в мире людей, жили уединенно, в своем мире, среди своих. Эта же сволочь, судя по всему, прочно запустила корни в наш, человеческий, мир. Черт, он, действительно, мог нас не бояться. Подобраться к нему нет никаких шансов. Мы просто засветимся и поляжем. Надо его выманить. Увести туда, где можно разобраться без свидетелей. Не оставив следов. Но вот только как? На что он клюнет? Эх. Мне бы хоть один козырь…