и резвились. А весной когла сходил лед, могли вдруг поутру отправиться на Стрелку встречать первые иноземные корабли. Набережная в эти дни превращалась в пальмовую, лимонную, вишневую рощу. Владельцы лавок выносили на улицу накрытые столы, и пресыщенные гурманы тешили себя свежими устрицами, паштетами, сырами и привезенными винами. Здесь же обменивались свежими новостями, заводили необязательные знакомства, любовались смазливыми личиками только что прибывших будущих гувернанток и бонн. Короче, здесь отдыхали и развлекались. Однако все эти удовольствия, увы, не могут заместить той высокой радости, что приносит успешно выполненное любимое дело.

2 сентября 1805 года Карл Росси вновь подает прошение о пожаловании ему звания архитектора.

Время для прошения не самое удачное. Накануне объявлен дополнительный рекрутский набор. Война с Францией стала явью. А через неделю, в сумрачный холодный день, император Александр выезжает к армии. До разгрома русских и австрийских войск под Аустерлицем оставалось семьдесят два дня.

Страшное поражение, когда русская армия потеряла 21 тысячу убитыми, 133 орудия и 30 знамен, потрясло болезненное самолюбие императора. Как свидетельствует в своих воспоминаниях генерал-майор Л. Энгельгардт, «Аустерлицкая баталия сделала великое влияние над характером Александра, и ее можно назвать эпохою в его правлении. До того он был кроток, доверчив, ласков, а тогда сделался подозрителен, строг до безмерности, неприступен и не терпел уже, чтобы кто говорил ему правду, к одному графу Аракчееву имел полную доверенность…».

9 декабря 1805 года раздраженный Александр наконец возвращается в Петербург. Естественно, что сейчас ему не до прошения какого-то помощника архитектора, и Карлу Росси вновь приходится ждать наступления лучших времен. Нежданная помощь приходит от начальника Кабинета графа Д. Гурьева, решившего оказать милость молодому человеку. Возможно, были у графа свои какие-то причины порадеть Карлу. Во всяком случае в начале марта 1806 года начальник Кабинета и гофмейстер двора подает императору всеподданнейшее прошение архитекторского помощника, X класса, Карла Росси о награждении его за десять лет беспорочной службы званием архитектора. При подаче прошения граф Гурьев присовокупляет, что оный Росси «…действительно имеет знания по архитекторской части, но и искусен в рисовании, а потому может быть весьма полезным… Посему осмеливаюсь всеподданнейше представить… не благо угодно ли будет… повелеть его Россия под начальством Кабинета в звании архитектора и с произведением жалованья вместо получаемого ныне 600 рублей по тысяче по двести рублей на год».

На поданной бумаге император милостиво пишет карандашом: «Быть по сему. В СП-Бурге 6 марта 1806».

Наконец после десяти лет службы, Карл Росси удостоен звания российского архитектора.

IV

Звание есть, а настоящей работы нет. И когда будет, неведомо. Конечно, можно сетовать на каверзы других архитекторов, и в первую очередь — жадного, завистливого Луиджи Руска. Об этих кознях знала еще внучка Росси, умершая в Ленинграде перед Второй мировой войной. Но, может, честнее всерьез подумать о том, кто доверит большую работу архитектору, пока не построившему ни одного дома? Надо уметь надеяться и ждать. А что касается Руска, главного архитектора Кабинета, то известно, что человек он осторожный и боится соперников, а строит много и добротно. Только за последние годы возвел портик Перинной линии, что одиноко смотрит сейчас на Невский проспект, потом дом иезуитов на углу Итальянской улицы и Екатерининского канала, особняк Кочневой на Фонтанке и продолжает вести перестройку казарм Кавалергардского полка. Последний заказ — почетный, ибо многочисленные здания казарм во многом определяют лик Петербурга. А сейчас государь поручил Луиджи Руска составить проекты «образцовых» строений для жителей империи. Дело многотрудное, требующее времени, сил, усидчивости

К этой работе Руска нежданно привлек Росси. Знал меру его способностей и трудолюбия. Конечно, для Карла не самая большая радость готовить эти проекты, но польза все же немалая. От радужных видений гигантской набережной, равной мощным античным акведукам, от романтических парений в небесах опуститься на землю к повседневным архитектурным заботам — тоже школа, и полезная. Росси отдался ей с присущим ему увлечением и вложил немалый труд. Чуть позже эти проекты были собраны в пять отдельных альбомов, и первый из них в 1823 году Карл поднес Академии художеств с просьбой «принять сей скромный труд». Безупречно правдивый, строгий в делах чести, он не стал бы дарить чужую работу.

Готовя вместе с Руска «Собрание фасадов Его Императорским Величеством высочайше апробированных для частных строений в городах Российской империи», Карл не терял уверенности, что рано или поздно сам получит настоящий заказ.

К уверенности добавилась необходимость. На семью обрушилось несчастье: умер отчим. И сразу же возникло немало всяких сложностей… Первая и главная — денежная. Мать, не умевшая себе ни в чем отказывать, не привыкшая экономить деньги, вряд ли могла существовать только на свою пенсию. И Карлу Росси придется пережить по этой причине еще немало тяжких дней и недель.

Счастливцы утверждают, что Фортуна обязательно приходит к тем, кто умеет терпеливо ждать. Удача сопутствует жизнелюбцам. Так случилось и с Карлом. Когда иссякло терпение и, казалось, рухнули все надежды, вдруг стало известно, что государь решил учредить в Москве императорский театр и построить для него новое здание взамен сгоревшего частного театра Мэддокса. Того самого, что еще недавно стоял в самом начале улицы Петровки. И этот заказ доверили молодому архитектору. Может, помогла совместная работа с Руска, а может — желание Александра отправить вон из Петербурга любимца своего покойного отца? Кто знает… Важно, что император утвердил проект Карла.

Теперь, чтобы заручиться поддержкой москвичей, следовало найти влиятельного покровителя. Скорее всего, за советом и помощью Росси обратился к Джакомо Кваренги. Этого толстого и доброжелательного человека с лиловой луковицей вместо носа на широком лице знал почти весь Петербург. Карл знаком с ним еще со времени строения Михайловского замка. Да и учитель у них был общий — Винченцо Бренна. Старый зодчий охотно отозвался на просьбу молодого. Есть такой влиятельный человек — граф Николай Петрович Шереметев, заядлый театрал, внук знаменитого петровского фельдмаршала. Кваренги дружен с графом. Сейчас по просьбе Николая Петровича он строит в Москве огромный Странноприимный дом (теперь Институт скорой помощи имени Н. Склифосовского) — памятник умершей графине, бывшей графской крепостной, замечательной актрисе Прасковье Жемчуговой. Кваренги, конечно, замолвит слово графу.

4 января 1807 года Росси просит у Шереметева аудиенции. Через два дня Николай Петрович Шереметев в кабинете своего дворца на набережной Фонтанки вручил ему рекомендательное письмо в Москву:

«Милостивый государь мой Дмитрий Адамович!

Вручитель сего господин Росси, сын покойного Лепика, по препоручению ему в рассуждении постройки театра, отъезжая в Москву, просил меня снабдить его рекомендациею по известности мне добрых правил и поведения, коими руководствуются все состоящие в службе, не мог отказать в желании господина Росси.

Покорнейше прошу Ваше Превосходительство не оставить его благосклонностию Вашею, а также при удобном случае представить и Его