– Вечно ты никого не слушаешь, – сквозь зубы произнёс врас, шумно вобрав в грудь воздух. Однако злости в его голосе не было. – Я сам приведу Кракха… выходи отсюда.

Я смотрела на Ориаса и едва слышала его слова. Сердце до боли сжималось в груди, стоило почувствовать примесь крови в аромате мёда. Он что–то говорил, а в ушах стояла оглушительная пустота. Словно все звуки в мире пропали, оставив лишь ледяную ярость. Она огнём вспыхнула в груди, сметая все чувства и мысли, оставляя лишь яростное желание отомстить.

– Отойди, – сорвалось с моих губ.

– Мэл… – Ориас замолк, поймав мой взгляд и медленно отпрянув. – Что ты…

Я не ответила, необычайно легко поднявшись на ноги и опустив мешающую дышать маску. Даже ядовитый воздух перестал жечь лёгкие, а шаг, сделанный к стойке с прячущимся Кракхом, показался лёгким, словно гравитация перестала на меня давить.

Я шла вперёд, ощущая лишь клокочущую в груди ярость, от которой на коже проступили узоры сначала бледного, а после всё разгорающегося и разгорающегося сияния. Кто–то перегородил мне путь, но один взмах смертельно острого крыла разрубил его пополам. Выкрикивающий до этого приказы хозяин борделя подавился, с невероятным ужасом смотря на меня. Я чувствовала его страх, появившийся на коже холодный пот, забившееся в разы быстрее сердце. Слышала и упивалась, чувствуя за спиной мощь смертельных крыльев.

Кракх отступил назад, выйдя из–за стойки и спиной направившись в сторону выхода. Я даже не поняла, как оказалась возле него, схватив за толстую, холодную шею и с лёгкостью подняв над полом. Продавец изумлённо выпучил глаза, закашляв и пытаясь вырваться, но уже спустя минуту сдавшись и поникнув.

– С–с–судья… – прохрипел Кракх. – Звёзды…

– Они тебе не помогут, – не своим голосом произнесла я, впечатав его в стену, да так, что осталась внушительная вмятина. – Жизнь дорога?

Кракх усиленно закивал.

– Тогда не советую меня злить, – осклабилась я, отпустив его и смотря, как хозяин борделя с грохотом падает к моим ногам. – А теперь гони-ка сюда деталь.

***

Кракх вновь испуганно взглянул на меня, прежде чем со скрежетом раскрыть крышку громадного сундука, так умело спрятанного среди железного хлама, что и не найдёшь.

Дождь закончился, и в воздухе повис запах масла и металла. Я старалась не обращать на это внимания, следя за неповоротливым и дрожащим торговцем, что старательно опускал глаза. Его заведение, высившееся за нашими спинами, всё ещё дымило, хотя пожар был потушен. Однако светло–пепельные клубы дыма до сих пор тянулись в небо, всё такое же тёмное и неприветливое, разве что с проблесками белого света.

Аккуратно вытащив из сундука что–то завёрнутое в тряпку, Кракх осторожно подошёл ко мне.

– Разверни, – приказала я.

Тот лишь кивнул, аккуратно развернув грязную тряпку и явив аккуратный чёрный октаэдр со множеством отверстий. На поверхности были мелкие царапинки, а так же стояла печать изготовителя. Взяв аккумулятор в руки, я осмотрела его, прежде чем повернуть две противоположные друг другу вершины в разные стороны. Аккумулятор тут же включился, тихо загудев и явив голубой свет, сочащийся из отверстий. Что ж, он работает.

– Так сколько ты за него просишь? – выключая аккумулятор, поинтересовалась я.

Торговец поднял на меня испуганные глаза, покосившись на стоявшего позади Ориаса и сглотнув.

– Даром, только, прошу… оставьте в покое! – заикаясь, попросил он, упав передо мной на колени. – Я всего лишь хозяин борделя… если хотите, могу подарить ночь… нет, две! Две ночи удовольствия за свой счёт! Только не прилетайте сюда больше никогда…

– Проваливай, – поморщилась я, отступая в сторону.

Кракх благодарно закивал, и спустя несколько секунд пропал, словно его и не было. Это было даже забавно, вот только при мысли, как я заслужила своё прозвище, усмешка тут же слетела с губ. Не зря же он меня боится, верно?

Спрятав аккумулятор в сумку, я взглянула на Ориаса, что провожал взглядом Кракха. На его левом боку обгорела и запеклась от крови рубашка, на скуле виднелась покрытая коркой царапина, а волосы, выбившись из хвоста, неровными прядями падали на хмурое, острое лицо.

– Возвращаемся, – бросила я, проходя мимо него.

Спустя пару метров, так и не расслышав за собой звук шагов, я остановилась, повернувшись к Ориасу. Тот смотрел на меня своими пронизывающими глазами, от которых всё внутри холодело и отчаянно хотелось спрятаться.

– Может, ты объяснишь, зачем тебе понадобился аккумулятор от корабля Мёртвого Узурпатора? – охрипшим голосом поинтересовался он, приподняв бровь.

– Прямо здесь, на свалке? – сухо поинтересовалась я. – Ты бы ещё время во время слияния выбрал… Если хочешь услышать ответ, то не стой как истукан. Останешься здесь, а я улечу без тебя.

Я отвернулась, на этот раз заслышав за спиной неторопливые шаги.

В полном молчании мы дошли до башни, поднявшись к пустующим ангарам и нашему кораблю. При виде него я невольно запнулась: корабль был почищен и вымыт так, что даже сверкал. Видимо, до тех двоих механиков дошёл слух, кто я такая, и чтобы не навлекать мой гнев, они решили корабль подлатать. Что ж, это даже к лучшему. И деньги сэкономила, и корабль не потеряла.

Оставив Ориаса в медотсеке, я заняла место пилота, выведя корабль на взлётную полосу и направив в мрачное небо. С погодой нам явно повезло – ни грома, ни дождя, ни молний. Лишь несколько раз встряхнуло, а так без проблем покинули Большую Свалку, на которой я надеялась больше никогда не оказаться.

Решив всё же промыть небольшую царапину на плече, я вошла в небольшую, песочных оттенков, кабину лазарета. В стенах были встроены шкафчики со всем необходимым, а так же матовая кабина ванной и две раковины с зеркалами. На единственной кушетке, уже сняв с себя рубашку, сидел Ориас, стараясь пальцами подцепить пригоревшую к коже ткань и морщась каждый раз, когда удавалось избавиться от небольшого кусочка горелой плоти.

Я застыла на пороге, смотря на попытки враса хоть как–то очистить рану. К горлу тут же подступил ком, и я вспомнила то странное чувство, когда его ранили. Ледяную ярость и гнев, но не за себя, а за него.

Ориас поднял глаза, неуверенно застыв при виде меня. Выглядел он и вправду не очень – бледный, с наспех умытым лицом и каким–то вызовом в глазах, словно собирался возражать всему, что я сейчас скажу.

Отвернувшись,