Мы не забыли, что после оккупации Австрии и развода с мужем Фридерика нашла для себя и дочерей временный покой во французской деревушке Круасси под Парижем. Но в один из майских дней 1940 года, наблюдая, как безоблачное небо стремительно заполнили грозные самолеты со свастикой, французы и беженцы, осознав надвигающийся ужас, как перелетные птицы, поспешили на юг: «В понедельник мы бежали на юг Франции, а в четверг немецкие солдаты уже входили в мой любимый город. Несколько недель мы прожили в полной неизвестности. Успел ли уехать Стефан? Удалось ли ему благополучно пересечь океан?»

В переполненном поезде добравшись до Монтобана, она решит переждать «непогоду» в отеле «Terminus», где, о чудо, спустя неделю получит от Стефана телеграмму! «Наконец от него пришла первая телеграмма. Он сообщал, что сделал для меня и моих дочерей визы в Америку. Он предпринял и другие шаги, обговорив возможность для нас в случае надобности приехать в Южную Америку, в Мексику или Бразилию».

Не сомкнув глаз, снова побросав вещи в чемодан, она поспешит в Марсель, где договорится с самоотверженным проводником Варианом Фраем об участии в очередном «крестовом походе» через Пиренеи, в котором одним «этапом» готовились идти в неизвестное Франц Верфель и Альма Малер, Генрих, Голо и Нелли Манн. Подробнее о подпольной работе Чрезвычайного комитета спасения и подвиге его бесстрашного вдохновителя читайте в книге Ильи Басса «Вариан Фрай. Секретная миссия в Марселе». Сейчас же просто уточним, что для благополучного побега любому беженцу требовались документы. Выездные визы из той страны, откуда они бежали, въездные в одну из стран Нового Света и транзитные визы для проезда через Испанию или Португалию. И тут на помощь оказавшимся не по своей воле в беде приходили сторонние (но чем дольше изучаешь, тем больше понимаешь, что потусторонние) силы – дипломатические, любовные, финансовые.

Творческой группе, в которой гуськом шли Верфель с супругой и Фридерика с детьми, помощь окажет владелец португальского издательства «Livraria Civilização» Фрага Ламарес, у которого Фридерика в 1939 году издавала биографию об ученом Луи Пастере. Фрага Ламарес обратился к Антониу Ферро, доверенному лицу диктатора Португалии Антониу ди Салазара и добился транзитных виз для участников «звездного» похода. Изможденную группу Ламарес лично встречал в Лиссабоне, позаботившись доставить всем одежду, пищу, деньги и проводив безопасной дорогой в порт.

Из воспоминаний Фридерики: «Греческий пароход доставил меня с моими дочерями, их мужьями и нашим любимым спаниелем из Лиссабона в полной безопасности в Соединенные Штаты, в Нью-Йорк. На борту находились известные писатели, ученые, среди них Генрих Манн, Альфред Польгар, Франц Верфель и их жены. Когда наш корабль причалил, на берегу среди встречающих была представлена значительная часть немецких писателей».

О благополучном прибытии этого рейса подробную запись у себя в дневнике оставил и Клаус Манн, сын Томаса Манна и племянник Генриха: «13 октября. Прибытие греческого парохода Неа Эллас с грузом эмигрировавших немецких писателей, среди них Генрих Манн со своей женой и Голо, Франц Верфель с Альмой Малер-Верфель и много других знакомых лиц. Большое приветствие в порту, где находятся также Волшебник и Милейн. Не может отсутствовать, естественно, и Фрэнк Кингдон, заслуги которого в спасении особенно велики. Я прихожу с Германом Кестеном, который уже некоторое время в Нью-Йорке… Праздничное настроение, многократные рукопожатия с Альфредом Польгаром, Германом Будзиславским. Почти все беженцы в хорошей форме, отдохнувшие и загорелые после долгого морского путешествия. Только фрау Альма производит впечатление какой-то съежившейся, поверженной королевы до мозга костей. Впрочем, ей довелось многое испытать. Каждый привез с собой свою страшную историю»{409}.

В тот счастливый для беженцев день Цвейг еще находился в Аргентине и по объективным причинам не мог прибыть в порт, чтобы вместе порадоваться безопасному исходу дела. Фридерику в порту встречали ее сестра Леопольдина (Польди) и брат, юрист Карл Бургер. В Нью-Йорке она решила поселиться у площади Шеридан в Гринвич-Виллидж, где вечерами станет гулять по набережной Лонг-Айленда и по пляжу Лонг-Бич. Сюзанна с мужем найдет жилье совсем рядом с матерью, Аликс и Герберт предпочтут поселиться подальше, на 146-ю улицу.

* * *

Пребывая в Южной Америке несколько месяцев, Стефан настолько полюбил здешний климат и солнце (чистый горный воздух благополучно влиял и на прекращение приступов астмы у Шарлотты), но самое главное, настолько привык видеть миролюбивых и спокойных, не обремененных проблемами и заботами жизнерадостных людей, что и не помышлял о возвращении. Ноябрь и декабрь уходящего 1940 года он оставался в Рио-де-Жанейро и, покуривая в тенистой террасе отеля «Central» с видом на чудесный залив, пальмы и синих попугаев, с упоением работал – нет, не работал, а парил как статуя Христа над рукописью будущей книги о Бразилии.

В перерыве между штудированием книг, любезно предоставленных Абрао Коганом, и консультациями с Робертом Симонсеном (Roberto Simonsen, 1889–1948), инженером и дипломатом, активным сторонником режима диктатора Варгаса и единственным современным историком, кого Стефан Цвейг процитирует в книге (остальные цитаты он приведет только из исторических источников прошлого) – так вот, в перерывах между чтением и письмом Цвейг упражнялся в практике изучения португальского языка и, радуясь успехам, шел на эксперимент: отправлял коллегам рождественские открытки с восьмистишиями перевода на немецкий язык стихов из поэмы Луиса де Камоэнса «Лузиады».

Когда рукопись книги «Бразилия – страна будущего» подходила к завершению, предприимчивый Коган обратился к Афраниу Пейшоту (Julio Afrânio Peixoto, 1876–1947) с просьбой написать предисловие. Абрао знал, что Пейшоту был не только выдающимся профессором, историком и ученым, написавшим книгу «История Бразилии», но и профессиональным критиком (значит, мог составить хорошую рецензию), и опытным драматургом (содействовать театральной постановке). Профессор Пейшоту являлся членом Бразильской академии письма, Института медицины Мадрида и Академии наук Лиссабона, Национальной академии судебной медицины Рио-де-Жанейро и при этом не имел ни снобизма, ни тщеславия, ни высокомерия, был доступен и прост в общении. Однажды, резюмируя собственную биографию, уместил свои заслуги в одно предложение: «Он учился и писал, с ним ничего больше не случилось».

Весной 1941 года предисловие было готово: «Стефан Цвейг влюблен в нашу землю и в наших людей. В Бразилии он не ходил во дворцы, штаб-квартиру МИД, посольства и Академии, редакции газет и на радио. Он незаметно бродил по улицам, много гулял, путешествовал и жил среди нас. От властей Бразилии он ничего не ожидал: ни наград, ни орденов, ни торжественных приемов, лишь бы ничто не отвлекало, не мешало ему видеть, чувствовать, мыслить и писать свободно. Только любовь помогает создавать шедевры и творить чудеса. Если бы Цвейг был политиком, дипломатом, экономистом, можно было бы предположить, что он хвалит страну намеренно. Но Стефан Цвейг – поэт, поэт мира, поэтому его книга прожита и прочувствована душой поэта».

Прискорбно, но даже такие искренние и справедливые слова подлили масла в огонь, еще больше воспламенили жар обвинений в адрес писателя в том, что