Иньяцио опускает глаза.

– Так мы хоть что-то выручили, – отвечает он.

Много всего недосказанного скрывается в его уклончивом взгляде, во фразах, обрывающихся на полуслове.

Бессилие, страдание, унижение.

– Я пытался, Ромуальдо. Я пытался этого избежать, но долгов было и правда много. Банки из нас высасывают всё… и налоги! Налоги, которые приходится платить!

Ромуальдо в удивлении таращит глаза на друга. На долгий миг все вокруг него останавливается. Толпа, автомобили, болтовня и шумы исчезают, затянутые ослепительной белизной. Остаются только они вдвоем, поглощенные чувством, которое ни один из них не смог бы объяснить до конца.

Похожее на предчувствие первых подземных толчков.

* * *

Франка замечает, что Иньяцио с Ромуальдо ведут оживленную беседу. Поджимает губы. Двое мужчин, отказывающихся взрослеть, несмотря на то, что у обоих пробивается седина на висках и тяжелеют веки. Ничего хорошего из их разговоров ни разу не вышло. И в этот раз не будет исключения.

Она поправляет пальто, отороченное мехом, сжимает запястье сидящей рядом Джулии Тригоны и указывает на двух мужчин кивком головы.

Джулия переводит на них недовольный взгляд.

– Наверное, обсуждают женщин, – негромко говорит она. – Франка, дорогая, надо признать, мы вышли замуж за наискучнейших мужчин.

Франка горько улыбается и уже собирается сказать что-то в ответ, но на соседнее место садится Аннина Алиата ди Монтереале. Раскрасневшаяся, глаза блестят, взволнованна. Она разглаживает платье, наклоняется вперед, чтобы лучше видеть линию старта, поправляет шляпку.

Ее сестра Мария Кончетта, вздохнув, устраивается рядом с ней.

– Аннина, прошу тебя, веди себя прилично. Сначала исчезаешь на час, потом возвращаешься вся перепачканная в грязи и возбужденная. Синьоре не подобает быть такой… румяной. Франка, Джулия, ну скажите же ей, чтобы она не вела себя так…

Молодая женщина закатывает глаза и, не обращая внимания на сестру, поворачивается к Франке:

– Вы ведь тоже находите это зрелище впечатляющим? Как жаль, что из-за забастовки не смогли приехать французские команды…

Франка улыбается. Ей нравится пылкость Аннины, пусть ей и становится немного грустно от этого.

– Да, искренне жаль. И вдобавок эта ужасная авария с Жюлем Моттаром.

– Авария? Правда? – восклицает Аннина.

– Во время испытаний на повороте машина приподнялась, встала на дыбы, как лошадь, потом упала, вывернув колеса. Он повредил себе левое плечо и…

– Вот, видишь, Аннина, я же тебе говорила, что водить автомобиль очень опасно, – ворчит Мария Кончетта. – А ты требуешь купить машину…

– Если умеешь водить и внимателен на дороге, ничего не случится, – сердится девушка. – Ехать на автомобиле не опаснее, чем скакать верхом.

Но Джулию Тригону это не убеждает.

– Может, для мужчины – и так, – скептически замечает она. – Но для женщины… слишком рискованно. А вдруг что-нибудь случится, и она никогда не сможет иметь детей…

Аннина поднимает брови.

– Это вопрос времени. Женщина за рулем быстрой машины скоро никого не удивит, как и ее участие в гонках. В этом она уж точно не будет уступать мужчине.

Франка понимающе смеется.

– Ощущение, что разговариваю со своим деверем, – произносит она и смотрит на дорогу, пустую наконец, без механиков и зевак.

Арбитр готов дать сигнал к началу. Пилоты включают зажигание, воздух заполняется ревом моторов и криками. Одновременно с оркестром, играющим старт, стреляют из пушки, и на трибунах все встают.

В том году первым пришла, преодолев четыреста пятьдесят километров за девять с половиной часов, «Итала» из Турина Алессандро Каньо, у него же был лучший по скорости круг: почти сорок семь километров в час. Вторым пришла еще одна «Итала». Она пересекла финишную черту через десять часов. Поль Бабло пришел третьим, мадам и месье Ле Блон, несколько раз проколов шины, пришли к финишу, превысив двенадцать часов, максимально установленное время гонки. С лучшим, впрочем, результатом, чем у других участников – Винченцо Ланчи или американца Джоржа Поупа на «Итале», например, которые сошли с дистанции.

Пророчество Аннины сбудется в 1920 году на одиннадцатой «Тарга Флорио», когда баронесса Мария Антониетта Аванцо будет участвовать в гонке на «Бьюике». К сожалению, у нее выйдет из строя ходовая часть на втором круге. И после будет еще Элишка Юнкова, «мисс Бугатти», которая финиширует пятой в гонке 1928 года. Всегда галантный Винченцо Флорио, извинившись перед победителем Альбертом Диво, назовет Элишку героиней соревнования. В 1950–1970-х годах на гоночных трассах появятся Анна Мария Педуцци и Ада Пейс, участвовавшие в пяти гонках, а также Джузеппина Гальяно и Анна Камбьяги.

На семьдесят лет гонка «Тарга Флорио» станет площадкой для выступления великих пилотов: от Феличе Наццаро до Хуана Мануэля Фанхио, от Тацио Нуволари до Артуро Мерцарио, от Акилле Варци до Нино Ваккареллы. В молодости Энцо Феррари принимал участие в гонках пять раз, с 1919 по 1923 год, придя вторым на «Альфа Ромео» в 1920-м. И будут темные годы с небольшим количеством участников, серьезными авариями и трагедиями. Так, в 1926 году князь Джулио Мазетти «Лев Мадоние» погибнет на личном автомобиле «Делаж» под номером 13, с тех пор не присвоенным больше ни одной машине. 15 мая 1977 года Габриеле Чути потеряет контроль над своей «Озеллой» и врежется в толпу зрителей, лишив жизни двух человек. Соревнование остановят на четвертом круге. «Конец “Тарга Флорио”!» – будут кричать заголовки газет и впервые не исказят правду. «Маленький круг Мадоние» канет в вечность.

Но ничего из этого еще не произошло сырым утром 6 мая 1906 года. Никто еще не знал, какой след – глубокий, яркий, неизгладимый – оставит по себе «Тарга Флорио» как в итальянской, так и в международной истории развития автомобилей.

Но одно пари уже было выиграно. В тот день все итальянцы и иностранцы, пилоты и зрители влюбились. В Мадоние, в автомобили, в новый вид автогонок – в грандиозный спектакль, вызывающий бурные эмоции.

Винченцо Флорио привез на Сицилию будущее. И Сицилия этого никогда не забудет.

* * *

– О, у тебя есть пудра «Азюреа» от Пивера?! Моя любимая! Можно попудриться? – спрашивает Джулия, сидя рядом с Франкой.

– Конечно, бери.

В комнате Франки на «Вилле Иджеа» солнечный свет разгоняет последние остатки утреннего полумрака этого апрельского дня. Иджеа стоит около туалетного столика и наблюдает за двумя женщинами с выражением то ли любопытства, то ли грусти на лице.

Джулия поворачивается, касается носа Иджеа пуховкой пудры, вызывая у нее улыбку. И снова смотрится в зеркало. Ей уже тридцать шесть, Франке – тридцать три: обе элегантные красавицы, но глаза подернуты тонкой пеленой боли, с которой обе живут, и горечи, пустившей глубокие корни в их сердцах.

На зеленых глазах Франки выступают