загадочный, дружелюбный и ничем не примечательный человек, попытался сыграть роль серого кардинала, поставив перед собой цель сделать Вудро Вильсона президентом Соединенных Штатов. На съезде в Балтиморе кандидатом от «Машины» стал консерватор Чамп Кларк, но Брайан заявил о поддержке Вильсона. Брайанские парни скандировали: «We want Wilson!..» («Мы за Вильсона!») — и на шестьдесят третьем туре голосования его кандидатура была выдвинута. В ходе предвыборной кампании он воспользовался своим ораторским искусством и глубоким расколом республиканцев. Вильсон и Рузвельт защищали примерно одни и те же идеи и требовали тех же реформ, но у Рузвельта не было рядом для поддержки крепких кадров старой национальной партии. Оба они обладали красноречием, но красноречие Рузвельта было наступательным, а Вильсона — убедительным. «Их методы в ходе политической кампании, — писали Морисон и Коммаджер, — были столь же противоположными, как и их личности». Тон Рузвельта напоминал тон воинствующего пастора; Вильсон, скорее, представлял некое духовное сходство с Линкольном. Рузвельт со своим арсеналом библейских образов и зычным голосом побуждал людей к священному гневу, к битве, к старинным добродетелям. Вильсон, полный уверенности и спокойствия, словами, отзывавшимися в людских сердцах, поднимал их над собой, звал к идеалу лучшего мира. Это был Ветхий Завет против Нового Завета, и Новый одержал победу… За Вильсоном стояли фермеры с Запада, которых привел ему Брайан; «Монолитный Юг», радовавшийся возможности голосовать за человека с Юга; а на Востоке — ирландцы и либералы. Сэмюэл Гомперс, глава Американской федерации труда, советовал рабочим голосовать за Вильсона. Голоса республиканцев разделились примерно поровну за Тафта и Рузвельта, и Вильсон был избран президентом.

4. Что этот профессор собирается делать в Белом доме? — с тревогой спрашивали себя политики. Ответ был простым: он намеревался поучать. Вильсон на всю жизнь сохранил мировоззрение человека, привыкшего говорить ex cathedra[122]. Если ему нужно было решать важную проблему, он изучал факты, словно готовил университетский курс, внимательно выслушивал советы, принимал собственное решение, выражал его в общих идеях и больше не терпел никаких возражений. Он требовал от своих коллег полного повиновения и неизменного подчинения. Не однажды без колебаний расставался он со старыми друзьями из-за того, что больше не чувствовал в них интеллектуального единомыслия, на которое рассчитывал. Когда на карту были поставлены принципы, он скорее готов был пожертвовать своей жизнью и целым миром, чем отступить хотя бы на шаг. Хотя в самом близком кругу он славился обходительностью и даже чувством юмора, застенчивость и свойственный ему академический тон мешали общаться с сенаторами или вашингтонскими репортерами. «Он любил человечество, но не выносил людей». Его сила состояла не в завоевании личностей, к чему он был малоспособен, но в искреннем желании уловить мнения, исходящие из масс, и в искусстве изложения общей мысли в идеально сформулированных предложениях, которые он произносил с неотразимой уверенностью в себе. Говорят, у него был темперамент богослова, но прежде всего у него был темперамент моралиста. Для него существовало только одно фундаментальное различие: Добро и Зло. Ему повезло больше, чем многим другим, поскольку в любых обстоятельствах он, похоже, знал, в чем состоит Добро. Некоторые говорили, что с тех пор, как он стал Цезарем, он возомнил себя Богом.

Президент Вильсон в Белом доме за работой. Фото. 1913

5. Когда 4 марта Вудро Вильсон произнес свою инаугурационную речь, его с восторгом встретили толпы, собравшиеся перед Капитолием. Он говорил с ними на безукоризненном языке, без всякого наигранного пафоса и партийной высокоидейной демагогии об их обязанностях, а также об их правах. «Это не день триумфа, — благочестиво изрек он, — это день посвящения». Он превозносил силу Америки, ее богатство, но напомнил, что Зло все еще неотделимо от Добра и что общий долг — «очищать, переделывать, восстанавливать, исправлять то, что есть Зло, не ослабляя того, что есть Добро, прояснять и очеловечивать каждый миг нашей повседневной жизни…». Он описал страдания женщин и детей на фабриках: «Правительство, которое мы любили, слишком часто использовалось в эгоистических и личных целях, а те, кто ему служил, забывали о людях…» Он перечислил необходимые реформы: тарифы, банковская система, промышленность. Это была программа Теодора Рузвельта. У Вильсона не было литературного гения Линкольна, но были высокие чувства, торжественный тон, четкий и приятный голос. Профессор нравился нации.

Вудро Вильсон и члены его кабинета за круглым столом в Белом доме. Фото. 1913

6. Впервые после Джефферсона, отказавшегося от этого права, президент лично выступил в конгрессе. Вильсон знал, что красноречие было его сильной стороной, и, чтобы добиться быстрого голосования за принятие важных для него мер, неизменно оказывал давление на ассамблеи. Он вызывал общее уважение. Его неутомимая трудоспособность, настойчивость, призыв выражать свое мнение заставляли ему подчиниться, а иногда и даже завязывать с ним дружбу. Говорили, что он обращается с конгрессом как со школьниками и держит их за партами пятьсот шестьдесят семь дней кряду. Таким образом, законодательная работа первых двух лет была значительной. Несмотря на протесты более слабых отраслей, тариф был снижен. Вильсон полностью реформировал национальную банковскую систему, создав двенадцать Federal Reserve Banks[123], каждому из которых отводилась огромная территория и право печатать банкноты под гарантию банковских векселей. Federal Reserve Board[124] унифицировал их деятельность. Другим банкам страны было разрешено присоединиться к Federal reserve System[125] и передать ей свои документы. Это решение было более сложным, чем у Банка Франции и Банка Англии, но Демократическая партия хранила слишком горькие воспоминания о своей борьбе против Банка Соединенных Штатов и не хотела воскрешать монстра. К тому же Федеральная резервная система выполняла все ожидаемые от нее услуги. Закон против трестов (закон Клейтона) представлял собой попытку контролировать опасную концентрацию богатства и запретить практики слияния компаний. Для предотвращения недобросовестной конкуренции была создана Federal Trade Commission[126]. Были защищены профсоюзы. Фермерам могли предоставляться кредиты. Вильсон сам изучал все вопросы, использовал полковника Хауса в качестве связного и сам печатал на машинке свои проекты и решения. К 1914 году он превратился в неоспоримую нравственную силу не только в Америке, но и в Европе.

Выступление Вудро Вильсона на заседании конгресса. Фото. 1919

7. Брайан агитировал за Вильсона; он отдал ему радикалов с Запада. В благодарность Вильсон назначил его государственным секретарем. Возможно, это был удачный политический выбор, но, безусловно, неверный с точки зрения дипломатии. Брайан, восторженный демагог, прекрасно умел всколыхнуть души своих сторонников, но ничего не знал о том, что творится в мире. Он возмутил Госдепартамент, когда, будучи госсекретарем, продолжал выступать с платными лекциями. В дорогих костюмах из тонкой белой шерсти, улыбающийся, благодушный, приветливый Брайан, излучавший искренность