какие делали члены комиссии, я видел, что они почти убедились моими выводами и готовы стать на мою точку зрения. Тогда я вышел в соседнюю комнату и просил их обсудить мои возражения, затем сообщить мне, к какому решению они пришли». Ген. Потапов потом сообщил Гучкову, что «большинство определенно склонялось к отмене приказа в какой-либо форме, которая не была конфузна для Совета р. и с. д., но Стеклов-Нахамкес был непреклонен» (Гучков, понятно, объясняет это связью с «немецким штабом»). Компромиссное решение не удовлетворило министра, но, с другой стороны, министр понимал, что, если он откажется от предложенного соглашения, «положение будет еще хуже». «Я вызвал к себе тов. мин. ген. Поливанова, – продолжает Гучков, – и предложил ему срочно образовать под его председательством Комиссию из членов Ген. штаба (?) для рассмотрения предложений Совета р. и с. деп. Я надеялся этим выиграть время и как-нибудь частным образом повлиять на руководителей Совета. Комиссия ген. Поливанова рассмотрела вопрос и единогласно постановила, что нужно согласиться с предлагаемым компромиссом, как на меньшее зло. После этого Совет издал приказ № 2»… Хронологическая неточность сама по себе выдает Гучкова. История издания «приказа № 2» достаточно запутана и другими мемуаристами. Наиболее правдивую версию дал Шляпников, но и его версия требует некоторых поправок. Инициатором «приказа № 2» был сам Исп. Ком. В этом нет никаких сомнений, так как в протоколе заседания Исп. Ком. 3-го значится: «Ввиду возникших недоразумений, в связи с приказом № 1 по петроградскому гарнизону, поручено военной комиссии разъяснить этот приказ». Решение это, очевидно, было принято под влиянием протестов, раздавшихся в образовавшейся «солдатской секции» Совета, имевшей на первых порах свой исполнительный комитет, и в частном совещании членов Исп. Ком. с группой офицеров. Так надо понимать упоминание Станкевича, что «военные» разъяснили вред «приказа № 1». Объединенная военная комиссия, функционировавшая под председательством Потапова, – этот «штаб революции» продолжал формально состоять при Врем. Комитете – и разработала проект «приказа № 2» (текст приказа написан рукою все того же Соколова). Он подвергся обсуждению в первом неофициальном заседании не оформившейся еще Поливановской комиссии, т.е. накануне того дня, когда советская делегация с представителем Военной Комиссии имела беседу с военным министром. Приказ помечен был 5-м марта, но в Исп. Ком. он поступил лишь 6-го. Трудно представить себе, что содержание его не дошло своевременно до Гучкова. Приказ передавался по радио Военной Комиссией, которая упрощенно называла себя Комиссией Врем. правительства; Потапов присутствовал на заседании 6-го у Гучкова в качестве представителя этой Комиссии (Гучков в воспоминаниях говорит: «Я пригласил также участвовать в моем совещании… Потапова, который, как было известно, был близок к социалистическим кругам и мог, следовательно, больше меня импонировать членам комиссии»). В официальном отчете о деятельности Военной Комиссии среди выполненных работ упомянуто «распространение приказа № 2».

Точный текст того воззвания, которое было принято на заседании у Гучкова и которое названо в протоколе Исп. Ком. от 7-го «приказом № 3», гласил: «Исп. Ком. сообщает войскам фронта о решительной победе над старым режимом. Мы уверены, что войска фронта с нами и не позволят осуществиться попыткам вернуть старый режим. Мы же, представители петроградских рабочих и солдат, обещаем стоять здесь на страже свободы. Ее укреплению может помешать внутренняя вражда среди армии, рознь между офицерством и солдатами, и на всех гражданах лежит сейчас обязанность содействовать налаживанию отношений между солдатами и офицерами, признавшими новый строй России. И мы обращаемся к офицерам с призывом – проявить в своих служебных и неслужебных отношениях уважение к личности солдата-гражданина. В расчете на то, что офицеры услышат наш призыв, приглашаем солдат в строю и при несении военной службы строго выполнять воинские обязанности. Вместе с тем Комитет сообщает армиям фронта, что приказы 1 и 2 относятся только к войскам петроградского округа, как и сказано в заголовке этих приказов. Что же касается армий фронта, то военный министр обещал немедленно выработать в соглашении с Исп. Ком. Совета Р. и С. Д. новые правила относительно солдат и командного состава». Подписи Гучкова под этим документом не стояло, но было сказано, что «воззвание составлено по соглашению с военным министром». К «приказу № 3» и должны быть отнесены слова Гучкова в воспоминаниях: «Я своей подписи под этим приказом не поставил, но согласие на него дал после одобрения его Комиссией Генерального штаба»412.

ДЕКЛАРАЦИЯ ПРАВ СОЛДАТА

В осуществление достигнутого соглашения Поливановской комиссии и надлежало разработать законодательные нормы, в которых должна была вылиться реформа военного министерства. Кодификация требовала продуманности. Но дело было не только в неизбежной «бюрократической» волоките, сам Гучков, говоривший на фронтовых совещаниях, что он «большой сторонник демократизации армии», признается, что им давалась инструкция затягивать – «не торопиться» для того, чтобы «выиграть время» (по свидетельству Куропаткина, пом. воен. министра ген. Новицкий возмущался деятельностью Поливановской комиссии, которая «работает на разложение армии»).

Медлительность военного министерства мало соответствовала настроениям и темпу работ революционного Совета. Уже 9-го не только был разработан проект «общих прав солдата», получивший впоследствии более пышное неофициальное наименование «декларации», но и принят общим собранием солдатской секции Совета и опубликован 15 марта в «Известиях». Между Поливановской комиссией и советской комиссией существовал постоянный контакт, и нет ничего удивительного в том, что «декларация» была выработана при непосредственном участии как бы представителя военного министра полк. Якубовича. По существу она принципиально ничего нового не устанавливала по сравнению с приказом № 114 – только более выпукло формулировала «права» и более демонстративно подчеркивала отменяемое, как уничтожение телесных наказаний, сохранение института денщиков только в действующей армии на добровольном начале. Она отвечала и на вопрос, оставшийся открытым в приказе № 114, и разрешала его в смысле отмены «всякого отдания чести». Самый скользкий вопрос о выборности командного состава не был затронут – солдатская секция, по выражению Суханова, о выборном начальстве «забыла». У авторов приказа № 114 не было логических оснований отвергать «декларацию». Вопрос мог идти только о иной формулировке и переработке некоторых пунктов, как, напр., вопрос об отдании «чести». Совершенно поэтому естественно, что Поливановская комиссия санкционировала «декларацию», к удивлению военного министра, как он рассказывает в позднейших воспоминаниях, – одобрила к тому же «единогласно, без поправок». Это не так – «поправки» были. Так, напр., в том же вопросе об «отдаче чести» было прибавлено, что «устанавливается взаимное добровольное приветствие». Были и более существенные