Шрифт:
Закладка:
Дежурный потянулся к Виолончели, но Григ опередил его. Благодарно улыбнувшись дежурному, он обхватил Виолончель и попятился вместе с ней к выходу.
Но Виолончель не удержалась. Когда её проносили мимо полицейского, она изловчилась и прищемила ему палец смычком. Тот вскрикнул, но не подал вида, что ему показалось, будто его ущипнула деревяшка.
Начальник хмуро присматривался к подозрительному подчинённому.
– Это не я, ведь я не щипковый инструмент, а струнно-смычковый! – шепнула Виолончель через плечо Грига.
Директор шикнул на Виолончель, и они втроём выскочили из отделения. На прощание Виолончель помахала младшему полицейскому смычком.
Глаза бедного полицейского чуть не выкатились из орбит. Он замахал руками, помотал головой и, заикаясь, спросил у своего начальства:
– М-м-можно, я отпуск возьму н-на недельку?
От начальственного «Можно-о-о!» посыпалась штукатурка со стен.
«Нас запугивают!» – поняли дети. Они решили не рассказывать учителю и директору о своих ночных кошмарах наяву.
– А то ещё запретят нашу дуэль со Стражем и Чародеем! – сказал Федя с помощью флейты. – А пока придумают что-то другое, мы так и останемся безголосыми!
– Да, взрослые обожают за нас бояться больше, чем мы сами. Не стоит пугать их заранее, – подтвердил Митя при помощи Виолончели.
Митя и Федя с большим уважением относились к Виолончели и Флейте, которые рассказали всё о своих переделках и о том, что им удалось разведать.
– И что вы решили? – с беспокойством обратились к инструментам Митя с Федей.
Флейта и Виолончель вздохнули.
– Мы так устали говорить и за себя, и за вас! – попытались увернуться от ответа они.
– Ну, ребята, перестаньте! – Пианино одёрнуло Флейту и Виолончель.
Лида удивлённо оглянулась на Пианино. Было ясно, что это сказала не она.
«Так-так… Значит, теперь ребята – это они, а не мы», – подумала Лида, но её мысли перебило Пианино.
– В общем, решено: мы – с вами! – объявило Пианино за всех троих. – Будем помогать вам, насколько позволяют наши музыкальные силы.
– А что с нами будет потом? – боязливо пропищала Флейта, но Виолончель шикнула на неё.
Дети сложили ладони домиком и беззвучно поблагодарили свои инструменты.
До концерта оставались считанные дни. Ребята до ночи просиживали у Лиды и репетировали, и составляли репертуар, и меняли список песен, и снова репетировали. По комнате летали звуки, исчирканные страницы из нотных тетрадей, взгляды и улыбки.
И всё же до совершенства сторожа- дирижёра им было далеко, все это прекрасно понимали, но скрывали друг от друга, чтобы не убить последнюю надежду.
В эти дни ребят вдохновляла не только духовная пища, но и выпечка Лидиной бабушки. Из бабушкиной духовки, как по волшебству, без перебоев выходили пышные пирожки. Дети, закрывшись в комнате, переговаривались с бабушкой из-за двери, но она не обижалась. «Ведь это же для вашей пользы, для будущего!» – говорила она, не представляя, как была права.
– Вашими пирожками можно весь город накормить, – каждый раз удивлялся Митя и уверял (голосом виолончели, доносившимся из комнаты), что завтра в дверь не пролезет.
– Когда я стану известным композитором, – шутил Федя, – я напишу Пирожочный сонет. А ещё будет мюзикл: «Пирожковая трагедия». Там будут танцевать пирожки по всему городу, а потом их трагически съедят.
– Ты, главное, человеком стань, – отвечала из кухни бабушка. – А уж композитором – это как бог даст.
– Лидка, будешь в моём мюзикле главной героиней – Ватрушкой? – дразнил Федя, а у самого на душе кошки скребли.
Стать человеком… Да уж… Как бы не стать ему деревянной дудкой на веки вечные! Кстати, у него ещё есть профессиональная металлическая флейта Ямаха. Посеребрённая, с открытыми клапанами. Но в тот злосчастный день он взял в школу именно эту, вишнёвую. Он к ней привык. И она к нему тоже.
Лида каждый раз обижалась на предложение стать главной Ватрушкой, разгоралась ссора, и каждый раз бабушка, услышав голоса ссорящихся, стучала в дверь комнаты и напоминала:
– Вам вообще разговаривать нельзя! Не кричите, а то тесто распугаете, и оно не поднимется как следует. Если не перестанете, завтра вместо пирожков будет гороховая каша!
Эта угроза всегда действовала.
– Ф-фу, – присвистывали, фыркали и стонали инструменты.
За три дня до концерта в Лидин дом вбежал запыхавшийся Митя.
– Нашёл! – закричал он с порога. (При помощи Виолончели, висящей на его плече.)
– Что нашёл? – спросило Пианино.
– Песенники нашёл! Мамкин. И бабушкин. Они же раньше в тетрадки песни записывали. Я такую песню там отыскал! Как рассказывала Флейта, каждый из нас должен найти простую песню про музыканта. А тут такие слова хорошие. Сразу же нашёл в интернете и скачал. Оказывается, куча народа её знает. А я никогда не слышал. Вот! Слушайте! Только она очень медленная.
Митя торжественно включил песню на телефоне, а ребята разглядывали старую исписанную тетрадь в клетку, на обложке которой было написано «Песенник». По комнате поплыла с виду простенькая, всего в несколько аккордов, мелодия, пленяющая своей душевностью.
Не успели они дослушать, как в квартиру ворвался Федя. Чуть ли не с порога вытряс он свой рюкзак. Из рюкзака, кроме разных мелочей, выпал тяжёлый альбом. Лида и Митя уселись тут же, на полу, и стали перелистывать страницы. Фотки были в основном чёрно-белые, но попадались и цветные. Весёлые загорелые люди на фоне гор и палаток, вокруг костров, с гитарами и без, то на байдарках, то на лодках, то пешком с огромными рюкзачищами. На одном листе были написаны слова и аккорды.
– Сейчас найдём в Интернете, – сказал Митя.
Григ застал детей, сидящих на полу, макушка к макушке, разглядывающих застывшие картинки из прошлого.
– Федька, это что, твой отец, что ли? – поинтересовалась Виолончель, заглядывая через плечо.
Феде и самому не верилось, что суперменского вида парень на вершине заснеженной горы и сегодняшний лысеющий толстячок на диване – одно и то же лицо.