Шрифт:
Закладка:
Каурка спокойно трусила по дороге, иногда обгоняя путников, шедших по двое и по трое. Среди них были паломники, которые шли к Великому Кубу помолиться о Здравии, Благоденствии, Мире и Справедливости, символизирующим четыре вершины, устремлённые в небо. В этой половине года было принято молиться о них, а когда начинался сезон обработки полей, то паломники воспевали Богатство, Земную Славу, Многодетность и Любовь.
Мысли мои перескочили от Агнешки на себя, и я вспомнила, что не худо бы помазать лицо мазью от синяков. Сунула руку за пазуху и засмеялась! Мой заветный пузырёк в узелке. Я свернула на обочину, остановила Каурку и спрыгнула на землю. Посмотрела на свой узелок, и показался он мне неприятно тощим. Дрожащими непослушными пальцами я развязала его и увидела, что моё старенькое платье и рубашонка на месте, как и пузырёк с мазью, а наряд, сшитый шноркелем, отсутствует!
– Ах ты, драконий хвост! – взвизгнула я, не удержавшись, – никак от тебя, господин Смеян, я не ожидала такой подлости! Вот и нечего жалеть, что с тобой я не поехала. Врун ты, да ещё и вор!
Я снова села на Каурку и со злости на весь свет, погнала её во весь опор. Лошадка, заскучавшая от монотонной рыси, была даже рада и пустилась, пригнув голову. Так мы скакали около получаса, потом я почувствовала усталость Каурки и приказала ей перейти на рысь, а затем и на спокойный шаг. Примерно до полудня мы преодолели пятнадцать километров, о чём любезно сообщил указатель на развилке. Невдалеке виднелся трактир. Не такой большой, как у Матушки Скрыни, но крытый свежим тёсом. У коновязи топтались две лошадки. В животе у меня заурчало, но я решила не заезжать на обед, а приберечь денег до состояния «невмоготу». Каурка тоже могла потерпеть до вечера, в конце концов, можно было отпустить её пастись где-нибудь у дороги. Придорожные земли были в общем пользовании, что утвердил указ короля. И это было справедливо. Во времена его отца взимались такие провозные пошлины и плата за простой на обочине, что торговля почти прекратилась, и народы королевства стали нищать.
Я проехала мимо трактира и подумала, что совсем не знаю дороги до Солнечных Холмов. Сколько времени я должна буду ехать туда? Это было известно только звёздам в небесах. Как назло, никакого обоза впереди не было, прицепиться было не к кому. Навстречу только раз проехала нарядная карета.
«Вот заблудиться мне только и не хватало!– разозлилась я на себя, – До чего же я бестолковая! Надо было у Смеяна всё выведать».
Сетуя на свою вспыльчивость и недальновидность, я продолжала двигаться по Срединному Торговому Тракту, как вдруг впереди я увидела толпу паломников, одетых в простую одежду. На плечах двух высоких мужчин красовались темно-кровавые плащи. Это была Братство Великого Куба. Я хорошо знала, что в красное носят Старшие Братья. Приободрившись, я подъехала к ним и поздоровалась.
– Юноша, мы держим путь в Озёрное, там недавно было явление Неукротимых Всходов. Если ты хочешь продолжать пусть с нами, тебе придётся спешиться, – сказал мне один из паломников.
Я помнила, что Озёрное неподалёку от Солнечных Холмов, раньше это было поместье господина Краюшки, но господин Вильд разорил и его, заграбастав дом и угодья. Это произошло это примерно в то же время, что и судебная тяжба с нашим поместьем. Краюшка тогда, помнится, в пруду утопился. Так что папаше моему ещё и повезло.
– Спасибо, брат, – пробормотала я, спешилась и повела Каурку под уздцы, лошадка благодарно посмотрела на меня.
– А ты куда направляешься? – спросил паломник.
– К господину Вильду, – не моргнув, соврала я, – вот лошадь должен ему привести. Он её в карты выиграл у моего господина. И вот я бреду, даже дороги не знаю. И от голода брюхо свело.
Паломник посмотрел на меня с сочувствием и сказал:
– То-то вижу, что лошадка такому босяку не по чину. А про Вильда поговаривают всякое. Крохобор.
– Я в хозяйские дела сроду не вмешивался, мне бы поручение выполнить да с голодухи не околеть.
– Скоро привал, будем обедать. Уж краюху хлеба тебе найдём, – пообещал мне паломник, и я ободрилась. Не побиралась сроду, но тут уж обстоятельства сильнее меня.
Дальше шли молча, потому что на разговорчивого паломника шикнул второй. Я брела позади процессии и слушала монотонный гул молитв. Бормотали братья в унисон, но многие слова молитв я разобрать не могла. Хотя древний эльфийский был запрещён ещё прадедом нашего славного короля Хенрика, всё же чувствовалось, что из молитвенных текстов его вымарали не целиком.
– Да пребудет Здравие, Благоденствие, Мир и Справедливость в нашем королевстве и за его пределами. Молимся за наши дома, потому что больше некому просить высшие силы о снисхождении. Молимся за дома наших врагов, чтобы они получили желаемое и не возымели умысла на наше разорение. Пусть Заоблачье никогда не смешается с Земной Твердью. Пусть Великие Кубы своими нижними вершинами врастают в землю, а своими верхними – подпирают небесный свод.
Я слушала эти молитвы, едва сдерживая смех. Молитва за врагов хотя и выглядела глупо, но по крайней мере, имела мотивы. Если у них всё будет хорошо, то и к нам они не полезут своими жадными ручищами. Но та часть песнопения, что касалась восхваления Великих Кубов, мне показалась просто наивной чушью. Неужели можно в наш просвещённый век верить, что именно эти нелепые здания, построенные эльфами, могут сдерживать падение неба на землю? Тем не менее братья были уверены в том, что говорили. Я не видела их просветлённых, одухотворённых лиц теперь, но мне было достаточно слышать их голоса. Они выражали молитвенный экстаз.
Какое-то время мы шли по тракту, мимо проехала богато украшенная карета, тонкая женская рука, унизанная кольцами, высунулась из окошка и бросила кошелёк под ноги идущим паломникам. Один из них, одетый в пурпурный плащ, подобрал подаяние и положил его в небольшую тележку, которую толкал впереди себя паломник с обритой головой. Я раньше не заметила его в толпе, но теперь удивилась. Все шли налегке, кроме него.
– За что его наказали? – шепнула я разговорчивому паломнику.
– Мы по очереди толкаем тележку. Сейчас его очередь. Затем будет чья-то другая.
И, правда, вскоре по команде одного из братьев в пурпурном плаще, бритоголовый поменялся с тучной женщиной. Я снова задала вопрос:
– Ваши обычаи меня смущают. Женщина в своих силах никак не сравнится с мужчиной. Почему же она везёт пожитки наравне с братьями?
– Всё просто, – шепнул