– Она присматривала вчера за Поппи?

– Да, она очень хорошо умеет с ней обращаться. Но с Поппи бывает трудно. Бедняжка Роузи…

– Мне все еще не совсем понятно, как Поппи оказалась вся в крови.

Она улыбается одними губами.

– На бойне много крови.

Я понимаю. Но это не ответ на мой вопрос. Я бросаю взгляд в окно и вижу, что батут опустел. Кухонная дверь распахивается, и входит Поппи.

– Привет, милая, – говорит Эмма.

Поппи замечает на скамье у стола меня.

– Привет, Поппи. Ты меня помнишь? Мы виделись вчера.

Кивок.

– Как у тебя дела?

– Мне купят хомяка.

Мои брови взлетают вверх.

– Отлично.

– Это была идея Саймона, – говорит Эмма. – Но не забывай, Поппи, тебе придется за ним убирать. Мамочка этого делать не будет.

– И папочка тоже, – раздается у нас за спиной низкий звучный голос.

Я оборачиваюсь. В дверях стоит Саймон Харпер, одетый в потрепанный джемпер, покрытые пятнами джинсы и носки грубой вязки. Он входит в кухню, берет стакан и наполняет его водой из холодильника. Похоже, мое присутствие его не удивило, а впрочем, он, должно быть, уже заметил мою машину, припаркованную возле дома. Стикер на заднем стекле «Викарии делают это с благоговением» выдает меня с головой. Но это не я его наклеила, спешу уточнить. Как и большую часть всего остального, я унаследовала машину от кого-то из предшественников.

– Преподобная Брукс. Рад снова вас видеть.

Тон, которым он это произносит, говорит об обратном.

– Надеюсь, вы ничего не имеете против того, что я к вам заглянула. Я только хотела узнать, как дела у Поппи.

– С ней все в порядке. Верно, Поппи?

Поппи послушно кивает. Присутствие отца, похоже, снова переключило ее в режим молчания.

Он смотрит на Эмму:

– Тебе надо было позвать меня и сообщить, что у нас гостья.

– Прости, я думала, ты занят.

– Я мог бы выкроить время.

– Да, пожалуй, но я не думала…

– Вот именно – ты не думала.

Резкие слова повисают в воздухе. Я перевожу взгляд с одного супруга на другого, а затем спешу встать, прежде чем у меня вырвется что-то, чего человеку в моем положении говорить не следует.

– Эмма, спасибо за кофе. Было приятно познакомиться. И рада снова повидаться с тобой, Поппи.

– Я вас провожу, – говорит Саймон.

– В этом нет необходимости.

– Мне будет приятно это сделать.

Мы выходим в холл. Когда нас уже никто не может слышать, он произносит:

– Вам незачем было приезжать и шпионить за нами.

– Я этого не делала.

– Я знаю о вас, преподобная Брукс, – понизив голос, говорит он.

– Неужели? – Я напрягаюсь.

– Знаю, откуда вы.

Я пытаюсь сохранять невозмутимый вид, но чувствую, что подмышки взмокли.

– Понятно.

– Уверен, что у вас самые лучшие намерения, но здесь вам не Ноттингем. Это не какая-то городская помойка, и мы тут детей не насилуем. Мы не такие, как те люди.

– Те люди?

– Вы знаете, что я имею в виду.

– Нет. – Я холодно смотрю на него. – Может, вы хотели бы уточнить?

Он хмурится.

– Вы лучше просто смотрите за своими овцами, а я позабочусь о своих, договорились?

Он открывает передо мной дверь, и я на негнущихся ногах выхожу наружу. Дверь с грохотом захлопывается у меня за спиной. Ну и мерзкий тип.

Я иду к машине, и полуденная жара тяжелым грузом давит мне на плечи. И тут я останавливаюсь. Две глубокие кривые царапины вспороли краску на пассажирской стороне автомобиля, образуя перевернутый христианский крест. Я смотрю на оккультный символ, чувствуя, как стынет пот у меня на спине. Уверена, что, когда утром выехала из дома, его там не было, хотя, если честно, я не проверяла. Озираюсь вокруг. Подъездная дорожка пуста. Но я чувствую, что за мной кто-то наблюдает. Поднимаю глаза, щурясь на ярком солнце. Роузи стоит, высунувшись из окна одной из спален на втором этаже. Она улыбается и насмешливо качает пальцами в знак прощания.

Будь христианкой. Будь христианкой.

Я улыбаюсь в ответ. Затем показываю ей средний палец, сажусь в машину и трогаюсь с места, взметнув клубы пыли.