Конрауд подошел к входной двери, открыл и увидел на крыльце женщину неопределенного возраста.

–Я видела, у вас свет горит,– сказала она.– Можно поговорить с вами на минуточку?

Она робела и смущалась. Больше всего для ее описания подошло бы слово «застенчивая». Конрауд думал, что она хочет ему что-нибудь продать, всучить газету или лотерейный билет, и собрался было прогнать ее, но в выражении ее лица было что-то жалобное, что не позволило ему обходиться с ней неласково. Одета она была бедно: впотертые джинсы, коричневую куртку из кожзаменителя и фиолетовый свитер. На голове у нее была черная повязка, закрывающая уши, волосы светлые, густые, сама она была худощавая, с симпатичным лицом, но возраст и жизненный опыт прочертили на ее лице неяркие морщины, заставили губы поджаться, добавили мешки под глазами.

–Извините, что так поздно беспокою,– сказала она.

–А что вы продаете?– спросил Конрауд.– Ведь час уже поздний, и вы это сами понимаете.

Он выглянул во двор, чтоб проверить, одна ли она. Несколько раз бывало, что люди, с которыми Конрауду приходилось общаться по долгу службы, не только говорили ему всякий вздор по телефону, но и поджидали его на улице после работы, желая что-нибудь выяснить. Но никаких проблем из-за этого не возникало. В те разы во всем был явно замешан Бахус. Конрауд успокаивал визитера, если он злился, или выслушивал поток болтовни, если на того находил такой стих, и после этого ему удавалось спровадить его по-хорошему.

–Нет, ничего я не продаю,– сказала женщина.– Я вам хотела кое-что рассказать про моего брата. Можно, я на минуточку зайду?

–Брата? Я с ним знаком?

–Нет,– ответила женщина.– Не думаю.

–А я должен его знать?

–Нет.

–Почему же вы тогда хотите рассказать мне о своем брате?

–Потому что он видел кое-что в детстве. Под цистернами на Эскьюхлид.

10

Последние слова незнакомка произнесла таким тихим шепотом, что Конрауд едва расслышал их. Он пристально посмотрел на нее и сразу понял, о чем она говорит, когда она упомянула цистерны на Эскьюхлид,– те самые цистерны, возле которых обнаружили брошенный джип Сигюрвина. Под его взглядом женщина опустила глаза, словно сказала что-то стыдное. На некоторое время повисло молчание, нарушаемое лишь громким шумом проезжающей мимо дома машины. Конрауд точно знал, что видит эту женщину в первый раз: врасследовании дела об исчезновении Сигюрвина она нигде не фигурировала.

–Я полагаю, вы имели в виду дело Сигюрвина?– осторожно спросил он.– Когда сказали про цистерны?

–Простите, я в такое дурацкое время пришла.

–Ничего страшного.

–А войти можно?– спросила женщина.

–Прошу,– сказал Конрауд, открыл дверь пошире и впустил ее в прихожую.– Я не собирался вас на улице держать. Я не привык принимать гостей так поздно вечером. То есть ночью.

Он посмотрел на свои наручные часы. Было двенадцать часов ночи. Женщина тихонько прошла в гостиную, все такая же робкая и нерешительная, окинула ее взглядом, посмотрела на картины на стенах и книжные шкафы.

–Садитесь,– предложил Конрауд.– Кофе хотите? Или что-нибудь другое?

–Против кофе я не возражаю,– ответила женщина.– Меня зовут Хердис,– добавила она, подавая ему руку.– А можно мне в кофе что-нибудь налить, а то я замерзла. Тут ветер задул с севера.

–Сделаем,– ответил Конрауд.

Женщина уселась на стул в гостиной и продолжила осматриваться вокруг, а Конрауд тем временем сварил кофе и вынул бутылку водки, которую держал в одном из кухонных шкафов вместе с джином и ромом. Пил он умеренно и обычно одно лишь красное вино. Он налил в другую чашку щедрую дозу алкоголя, удивляясь этому неожиданному ночному визиту. Он недоумевал, почему она пришла к нему домой в такое время суток, а не стала говорить с полицией. Про себя он решил, что она, наверно, думает, что он до сих пор расследует дело об исчезновении Сигюрвина. В свое время его имя часто мелькало в прессе, порой ему приходилось брать на себя роль посредника между полицией и общественностью. Возвращаясь в гостиную, он заглянул к внукам, но они крепко спали, и он снова закрыл дверь в их комнату.

–Да, сейчас идет похолодание,– произнес он, усаживаясь рядом с женщиной и подавая ей чашку с кофе.

Кофе был не горячий, она взяла чашку, залпом осушила ее и отдала обратно.

–Хотите вторую?– спросил он.

Она кивнула. Конрауд снова сходил на кухню, принес кофейник и бутылку и поставил перед женщиной. Она налила в чашку немножко кофе, остаток долила водкой и выпила половину. Затем она допила. Конрауд терпеливо ждал.

–Ему было всего девять лет,– начала она, когда наконец согрелась.– Мы были очень бедными. Ютились в подвале в районе Хлидар[12] и целыми днями играли на улице. Шлялись по тротуарам, гоняли в футбол на Кламбратуне[13] и часто ходили играть на Эскьюхлид. Для нас, детей, там было очень интересно. Ну, понятно: остатки британских укреплений времен войны, каменоломня и лес. Все это… и на вершине холма цистерны… это был прямо-таки сказочный мир.

–Я их хорошо помню,– ответил Конрауд.– Они были выкрашены в белый цвет. И под конец они не очень-то улучшали вид города. Да они никогда его и не улучшали.

–Нет, и как раз в то время их и снесли, а потом возвели новые, а наверху соорудили Пертлу[14].

Говорила она очень тихим голосом и как будто старалась произвести хорошее впечатление, хотя была не в силах скрыть, что ей хочется водки. Конрауд определил, что ей где-то около сорока, хотя на вид она казалась даже старше, ее худые пальцы цепко держали чашку, ногти были неопрятные, и под ними было черно.

–Ему было всего девять лет,– повторила она.

–А что же такое он увидел?

–Он не понял, что это может быть важно. Тогда – еще не понял. Он ничего не знал про это дело. Ни про Сигюрвина, ни про то, что вы расследуете. Совсем ничегошеньки. Он был еще ребенок. И лишь через много-много лет он услышал об этом и понял, что видел что-то, что с этим связано. Он начал собирать информацию об этом деле, читать. Тогда ему должно было исполниться тридцать, с тех пор, как он играл у цистерн, времени прошло уже много. Так много, что ему начало казаться, что это все фантазия или сон.

–А чем ваш брат занимается, в смысле, где работает?

–Он на стройке в основном. Рабочий. А иногда вообще нигде не работал. Он такой… Любит пропустить рюмашку. Отличный парень – Вилли его зовут.