С выставкой 1874 г. и связано закрепление и распространение термина «импрессионизм». На этой выставке Моне выставил десять полотен, среди которых — «Террасса в Сент-Адрессе», «Маковое поле», «Впечатление. Восход солнца», «Порт в Гавре» и ряд других.

Журналист Луи Леруа в статье в юмористическом журнале пренебрежительно отозвался о художниках, выставивших картины на этой экспозиции. Статья называлась «Впечатление о выставке», где слово «впечатление» — «impression» — прозвучало в ироничном плане, после чего термин «импрессионизм» плотно закрепился за молодыми новаторами. Журналист остроумно, как он считал, прошелся по работе «Бульвар Капуцинок» Моне. Пейзаж был написан со второго этажа из окна студии фотографа Надара. Для художника это была прекрасная возможность увидеть сверху оживленный бульвар с прохожими, которых он изобразил как тонкие графические фигуры. И Луи притворно задается вопросом: «Это что, и я могу быть изображен в виде такой черточки?» Но когда подходишь к картине, понимаешь, что людей, собственно, нет, есть только размытые пятна, которые передают состояние уличного движения. Это была первая попытка написать людей в таком своего рода кинематографическом плане.

К. Моне. Бульвар Капуцинок. 1873. Музей искусств Нельсона-Аткинса, Канзас-Сити

Классические же произведения написаны с подчеркиванием всех деталей, предельно подробно. Естественно, публика привыкла их рассматривать, подходя вплотную. Это называлось «лорниванием», когда зритель с помощью лорнета разглядывал каждую мелкую деталь на полотне, поражаясь, как выписана каждая пуговичка, каждый элемент плетеных шнуров… Был любопытный эпизод в жизни Дюрера, когда Джованни Беллини спросил его, какими кистями написана картина «Праздник четок», и в частности волосы персонажей. Дюрер удивился вопросу: «Я пишу обычными кистями». Беллини не поверил: «Не может быть! Покажите». Каково же было его удивление, когда знаменитый художник продемонстрировал обычную кисточку. В живописи того времени все было прописано правдоподобно, что поражало воображение зрителя и вызывало удивление: «Ну надо же, как реально написано!»

Хотя уже и Веласкес отошел от такой детальной прорисовки, если посмотреть на его картину «Серебряный Филипп». Подходишь близко — и видишь точки, кляксы на одежде. Отходишь — и возникает костюм, шитый серебром. Уже во второй половине жизни Веласкес писал именно так, достигнув высокой степени искусства обобщения. Опережая время, он понимал, что живопись — это нечто иное, чем простое копирование, воспроизведение реальности до мельчайших деталей. И именно импрессионисты переступили этот барьер: стали писать обобщенно, открыли для себя цвет, мерцание и переливы, которые передавали с невероятной виртуозностью и мастерством.

К. Моне. Сад в Живерни. 1900. Музей Орсе, Париж

Моне был одержим творчеством. Он говорил, что ни дня не может не заниматься живописью, и в заключительном периоде жизни писал с утра до вечера. Тогда, кстати, он создал картину «Сад в Живерни», которую считал одним из своих лучших произведений. Он уже был достаточно богат, его годовой доход составлял 200 тысяч франков, что позволяло ему жить, не нуждаясь ни в чем. Он даже купил себе имение в Живерни и разбил два сада: классический французский у дома и через дорогу — в японском стиле.

Когда возник вопрос, каким же путем идти, какие брать источники для вдохновения, европейское искусство обратилось к искусству восточному, к которому доселе относилось свысока. Неожиданно обнаружился неиссякаемый источник вдохновения в китайском, японском, персидском, в африканском искусстве, которым вдохновлялись Пикассо и Гоген.

Когда возникает вопрос, куда идти дальше, то необходимо обернуться, чтобы воспользоваться накопленным прежними поколениями опытом. Импрессионизм, оглянувшись, нашел для себя источник вдохновения. Японское искусство в то время покорило Париж и открыло импрессионистам представление о том, в каком направлении идти и как писать. Импульсом к открытию нового пути послужили гравюры и ксилографии, в которые были завернуты изделия из Японии.

Помимо коллекционирования японских гравюр модно было собирать и веера, и вообще все восточное. Французским мастерам нравились ориентальные открытые цвета, яркие композиции, которые можно было разрезать совершенно фрагментарно вопреки канонам классического искусства, где все должно было быть композиционно уравновешено. Так, Моне просто произвольно обрезает собор. Во многих работах он свободно режет фрагменты. Так же поступали Гоген и Дега — они фрагментарно писали человека, как бы выглядывающего из-за рамок картины. Так развивались свобода композиционного построения, когда перспектива не являлась самоцелью. И во многих поздних работах каноны перспективы, которые прежде являлись незыблемым табу для европейских живописцев, перестали передаваться Моне, для него предметом интереса была игра света и цвета, в которой он достиг невероятного совершенства…

К. Моне. Камилла в японском кимоно. 1876. Музей изящных искусств, Бостон

Японское искусство буквально оглушило французских живописцев. Ван Гог коллекционировал иллюстрации, у Моне, была большая коллекция иллюстраций и вееров. На картине «Камилла в японском кимоно» он изобразил Камиллу в окружении многочисленных вееров. Картина полна очарования и предельно выразительна и гармонична. С помощью округлых очертаний вееров он создал нарастающий ритм, который охватывает стан модели, переходит в контуры рукава, в линию складок и, наконец, раскрывается в линии подола. Картина ниспадает по нарастающей, заканчивается мощным крещендо по низу развевающейся красной юбки. Мы слышим музыку полотна. Контрастно выглядит на юбке изображение воина, композиционно поддерживающее поворот головы модели. А пол, усеянный невзначай оброненными веерами, композиционно поддерживается веерами вверху.

Создавая японский сад в Живерни, Моне приложил немало усилий, чтобы договориться с местной управой, дабы та позволила отвести рукав реки Эпт в усадьбу и устроить естественный пруд. Когда он все обустроил, то выписал разнообразные семена из Японии и посадил глицинии и кувшинки, которые писал с удовольствием и даже некоторым фанатизмом. Он даже создал большие полотна размером 3×4 метра, одни из которых передал в музеи Оранжери и Монмартра, а другие подарил французскому правительству.

В своем имении он прожил 43 года и редко выезжал оттуда, хотя и любил путешествовать. Один из первых вояжей он предпринял вынужденно в 1860 г. Его призвали в армию, в Алжир, где он заболел и вынужден был вернуться. Во Франции в ту пору можно было откупиться от армии — на службу уходил другой молодой человек, но уже за вознаграждение. Отец дал денег — и Моне остался в Париже.

В 1870 г. Клод предпринял второе путешествие — в Лондон. Но и оно было вынужденным — началась Франко-прусская война, в которой Клод, будучи республиканцем, категорически отказался участвовать. Поэтому и эмигрировал в туманный Альбион вместе с Писсарро и Добиньи. Во время этой поездки Моне познакомился с Дюран-Рюэлем,