Румянец вновь покрывает щеки, в этот раз от стыда.

3

Тысячи офисных фриков занимают свои места в шахматном порядке. Фен-шуй капитализма. В центре стены располагаются самые жирные, в углах — худощавые и высокие. Кондиционер все еще не работает. Излюбленный ад стал раем — они привыкли к жаре.

Томас Клаус, сломанный и печальный, думает о Диане. Экран монитора забит фотографиями порнухи. В паху горит.

— Чем ты занимаешься на рабочем месте, Томас?!

Мистер Уолкер. Безмерно горячий парень. Вот он то, наверное, трахается, как зверь.

— Убирай свои гейские штуки, придурок! Мастурбировать что ли собрался?

Твою мать.

— Я… Извините… Случайно вышло…

— То есть ты случайно пришел на работу, случайно включил порнуху и случайно начал смотреть? Ты случайно родился, Томас, а это ты делаешь, потому что тупоголовый.

Молчание.

— Ты дебил? Выключай я тебе говорю!

— А… Да.

— Вот так то.

— А вы… вы случайно не знаете, куда пропал Итон?

Лоб мистера Уолкера медленно покрывается морщинами, брови выгибаются в V-образном виде. Томас невольно подумал о том, что, может быть, он его не уволит, если нагнуться раком и позволить ему себя трахнуть.

— Он и так это делает, пап…

— Итон? Какой еще Итон? Твой дружок? Я в вашем голубом сленге не разбираюсь. Оставь свои шуточки при себе, — говорит мистер Уолкер.

Миллионы потрепанных волос становятся дыбом. Галлюцинации времени. Если человек сошел с ума, поймет ли он это?

Итон Спаркс. Наверное, поэтому у него не было лица. Страх окутывает сознание. Элли смеется. Он отчетливо слышит ее смех, детский, но язвительный. Томас чувствует колебание ее ухмылок в каждом миллиметре своего затхлого тела. По спине пробегает дрожь.

— Итон. Итон Спаркс, — говорит Томас. — Вот его рабочее место. Он обычно приходит раньше всех и знает кучу нелепых фактов…

— Это место всегда было пустым, Клаус. Оно в резерве. На случай если какой-нибудь сумасшедший индюк сломает свой компьютер. Ты пьяный что ли? Соберись, болван.

Мистер Уолкер. Улетная смесь иронии и высокого интеллекта. В случае апокалипсиса он непременно станет лидером выживших. Соорудит ночлег, добудет огонь, выкупит последние акции национального банка и заставит мониторить рост цен на недвижимость.

— Пап, по-моему здесь что-то не так.

Томас достает китайский смартфон с переводчиком на кошачий и кошельком криптовалют.

Женский роботизированный голос.

Абонент недоступен.

Томас заходит на электронную почту и забивает адрес Итона.

Такого адреса не существует.

Итона не существует. Существует ли сам Томас? Может он давно уже умер от передозировки несбывшимися мечтами? Его труп гниет в могиле, его жизнь — предсмертная проекция мозга о несуществующем будущем.

Нет. Он в коме.

Мозг подкидывает сюжеты, поддерживая его в жизнеспособном состоянии. Диана. Как же она? Если он кончает в этой жизни, кончает ли он наяву?

— Да расслабься ты, шизофреник. У него мать заболела, я дал ему три дня отгула, — говорит мистер Уолкер.

Смех Элли заполняет пространство внутри Томаса. Он проникает в легкие, желудок и селезенку.

— Папочка, ты смешной!

Ctrl+Z.

4

Томас Клаус выбегает из офиса, садится в метро, трется локтями об обвисшую грудь жирного мужичка и бежит до Итона. Он пробегает лестничные пролеты, задыхается, глубоко дышит и снова бежит.

Стук в дверь.

Из квартиры доносится грохот, шорканье тапочек и перед Томасом появляется Итон Спаркс.

— Ты напугал меня! — кричит Томас.

— Я такой страшный? — спрашивает Итон в недоумении.

Его улыбка обнажает зубы. Но что-то в ней не то. Она фальшивая

— Что с тобой?! Все в порядке?! Я слышал про твою маму…

— Тише, Том. Если ты решил меня поддержать, то вламываться в мою квартиру и паниковать — не лучший вариант. Слава Богу с нервами у меня все в порядке.

— Ладно, — спокойно продолжил Томас. — Ты как?

— Я?! Да все нормально, не стоит переживать. Просто слегка на стрессе. Вот решил немного побыть наедине со своими мыслями. А их у меня много, ты же знаешь. А мама… Ее положили в больницу. Я говорил тебе про рак, который скрывали пятнадцать лет… Так вот моя мать оказалась стойкой женщиной. Сейчас она в больнице…

— Итон, я… Тебе нужна помощь?

— Да нет, чего ты! Сейчас смотрю передачу про цифровую мистику. Ты знал, что существует теория, согласно которой духи в скором времени смогут занимать цифровое пространство? Интересно, правда?

— Да…

— Пап, ты же видишь, что ему плохо.

— Я не могу остаться, я обещал твоей маме…

Лицо Итона исказилось.

— Что? Не можешь остаться? Ничего страшного, я понимаю. Ладно, ты видимо торопишься.

— Да.

Дверь медленно закрывается. Томас остался один. Один с невидимой Элли.

— Может ему нужна помощь, пап? Выглядит он неважно.

— Да… Знаю. Но я обещал маме. Он скоро снова появится на работе и мы сходим с ним в бар расслабиться.

— В тот бар, где подают кислое пиво, или где ты изменил маме?

— Что?

— Ничего, просто я видела, как ты любил другую женщину. Она красивая, но мама ведь тоже красивая.

— …

— Не надо, пап, я знаю, о чем ты думаешь. Я знаю, что тебе понравилось и что ты мечтаешь, чтобы мама была такой же. Еще я знаю, что ты постоянно думаешь о выигрыше в том неизвестном месте. Ну… Которое за черными шторками

— Не надо, Элли, это всего лишь глупые мысли. Они ничего не значат. Просто папе понравилось это чувство, вот он и вспоминает постоянно.

— Тогда понятно… Пап, не нужно больше изменять маме, она тебя любит.

— Я тоже ее люблю, я Элли, тоже ее люблю…

— …

5

Том ям — роскошь, доступная единицам. Влечение разума.

Утиная ножка — блаженство достойных.

Два бокала красного вина разделяют Томаса и Диану в этот вечер. Два бокала вина и двадцать лет любви. Сытой и непрестанной. Опьяняющей душу не меньше, чем удовлетворяющей либидо. Их секс был сказкой для взрослых. Словно самая сочная порнуха разрезала экраны мониторов и вырывалась наружу в виде Томаса и Дианы, одаряющих друг друга трудами своих губ, пальцев и гениталий.

— Как давно мы здесь не были, Томми. Я помню это заведение совсем другим. Когда еще не было такого потока людей, и таких ужасных цен. Помнишь наш вечер за тем столиком, где сидят те старушка со стариком?

Он прекрасно помнит тот минет. Тугой и капризный. По-настоящему страстный.

Томас кивает.

И как же тогда официант не заметил ее ножки под столом? Не заметил сконфуженного лица Томаса и вцепившиеся в скатерть руки? Стоило Диане уронить вилку. Стоило ей нагнуться.

— О