Желая утолить горечь со своей гортани, смыть порожденный обидой комок, Томас начал частенько выпивать. Он нажирался дешевым пойлом и приходил домой ночью, волоча ноги и виляя, как змея. Иногда он вообще не появлялся дома. Он просыпался с рассветом на уличной лавке, скамейке метро, за столиком в том же баре, в котором пил, или же в подъезде.

Диана терпела. Она не ждала его.

Засыпая в одиночестве, ей вспоминалась вся ее жизнь. Она пробегала чередом, словно абстрактный клип. Родители. Школа. Переезд. Чердак. Томас. Оргазм. Элли. Смерть.

Она смотрела в зеркало и плакала от вида самой себя. Тридцать пять лет пробегает в течение одной минуты. Времени не существует.

Прошлого нет. Она — жидкое отчаяние с легкой ноткой ароматной желчи и пару кубиков стресса.

Как-то раз она наткнулась на Дэнни.

— Диана! — воскликнул он. — Королева нашей школы! Афродита во плоти! Боже мой, мечта моих юношеский фантазий. Как ты, крошка?

— Нормально, — отвечала она.

— По тебе не скажешь. Ты весьма постарела за эти годы. Что с тобой стряслось?

Диана помотала головой.

— Ну же, не кисни! Жизнь довольно сладкая штука, а ты морщишь нос. Рассказывай. Все выливай! Не желаешь забежать перекусить?

Диана покивала.

— Ну, что с тобой?

Их разделял квадратный столик с греческой резьбой. В воздухе таял аромат говядины и ирландского виски. Она оказалась в месте, в которое считала синонимом счастливой жизни.

— Я… я не знаю как сказать.

— Да говори как есть, — его голос внезапно стал сочувственным.

Диана сделала глубокий вдох и выпила низенький хайбол с ароматным спиртным.

— У меня умерла дочь, — оторвала она, стукнув бокалом об стол. — Мой муж стал пьяницей, который не может взять себя в руки. Я тоже не могу взять себя в руки. Я не вижу ничего хорошего в этой жизни. Хочу умереть. Хочу развестись. Жалею о прошлом и совершенно не знаю как дальше жить…

— М-да, — выдавил Дэнни. — Ты запомнилась мне совсем другой. Потрепала тебя жизнь. Как же твои мечты о модельном бизнесе? Еще бокал?

— Да, еще бокал… Модельный бизнес? Ты шутишь? Посмотри на меня, меня даже в порнуху в роли мамочки не возьмут.

Он пригляделся в ее лицо, изъеденное временем. Посмотрел на трясущееся, как у старухи, пальцы. Оценил ее обвисшую грудь — он понял это по соскам.

— Ты изменилась…

— Я постарела. Иногда жалею, что не стала шлюхой. Может было бы лучше.

Диана опустошила второй бокал.

— Да не парься ты. Мы живем в двадцать первом веке, в конце концов. Липосакция, лифтинг, импланты. Они все исправят, клянусь.

— Да, но только для того, чтобы это все иметь нужно быть замужем за старым миллиардером, который сдохнет и оставит все свое наследство тебе.

— Да зачем же за миллиардером? Достаточно за миллионером. Кстати знаю несколько молодых ребят… Стой, а как же Томас? Ты же про него говорила? Про пьяницу?

— Ты думаешь он чего-то стоит? Все его прошлые рассказы всего лишь глупые мечты, не подкрепленные никакими поступками.

— М-да, а ведь он был одним из лучших в нашей школе.

— Видимо этого недостаточно. В последнее время… Жалею о том, что женилась на нем.

— В финансовом плане понятно. А как же любовь? — спрашивал Дэнни.

— Это давно уже не любовь. Это долг. Сейчас мы просто обязаны быть мужем и женой и говорить, что любим друг друга.

Дэнни закурил сигарету, шипя сквозь зубы.

— Вот это ты попала, подруга. Я бы тебя конечно выручил по старой дружбе, но ты не пойдешь на такую авантюру… Нет, это не для тебя.

— Сейчас я готова на все, лишь бы выбраться из этого дерьма.

— Прямо на все?

— Да…

— Знаешь, всегда мечтал тебя трахнуть…

— Я же сказала — на все!

Диана вновь начала получать оргазмы. Томас был не способен так ее трахнуть даже подростком. Она снова почувствовала себя девушкой. Живой и красивой, которую не просто пялят, а дарят ей удовольствие. Она не испытывала стыда, совесть не грызла ее слабое сердце. От факта измены она приходила в восторг. Словно мстила своему паршивому муженьку за никчемную жизнь и кайфовала с этого.

Дэнни давал ей деньги на карманные расходы, водил в рестораны и бутики. Он обещал исправить ее тело — сделать ее юной и подтянутой, какой она была когда-то.

Но самым дорогим подарком были серьги. Золотые серьги с вставками из платины и бриллиантом в каждой. Эксклюзивное новшество для личной шлюхи ковбоя Дэнни.

Затем она узнала про увольнение Томаса и впервые подумала о том, что он пережил за это время. Наверное, то же самое.

Именно поэтому он начал пить как проклятый. Именно поэтому седина въелась в его волосы и щетину, а морщины пробивали кожу. Они — отвергнутые узники своей любви, которые совсем забыли друг про друга.

Жизнь превратилась в ад. Череда бесконечных сожалений самому себе.

В тридцать пять ты понимаешь, что всегда хотел трахнуть жизнь, а оказалось, что это жизнь трахает тебя. С рвущимся треском задницы, но бесшумно.

Твою мать.

Глава 3. Куда приводит соблазн

1

— Ты знал, что большую часть жизни человек проводит во сне? Ну не большую, это я так сказал. Но только представь: восемь часов в сутки! Мы спим примерно одну треть всего отделенного нам времени…

Итон. Всезнающий Итон Спаркс. Он безмерно гордится завалами книг, нагроможденных в каждом углу его квартиры. Иногда Томас задает себе вопрос:

«Зачем ему нужны все эти сведения?»

Вряд ли он собирается бить мировые рекорды по решению сканвордов или участвовать в передаче с блиц-опросами. Он просто знает все это. Ни для чего.

— Куда ты пропал из клуба, Итон? — спрашивает Томас.

— Да так… Появились дела.

Его голос казался сдавленным. Как будто нечто тяжелое взвалилось ему на плечи и давит вниз.

— А ты знал, — продолжил Итон таким же голосом. — Что если пятнадцать лет ходить с недоброкачественной раковой опухолью и скрывать это, то высока вероятность летального исхода?

— Знал, — отвечает Томас.

— А я — нет. Только вчера узнал.

Томас бросает взгляд на Итона. Впервые он видит его грустным. В голове таились мысли, будто он робот или какая-то другая машина, но только не человек.

Если жизнь — это фильм, тогда ты несомненно главный герой. Вот только второстепенные персонажи тоже люди. Томас забыл об этом.

Глаза Итона опущены, дыхание тяжелое. Он подпирает ладонями лоб, уткнувшись локтями в стол. С его незаметного носа чуть слышно капают слезы. Любимый калькулятор Томаса дал погрешность. Словарь порвался. Энциклопедия устарела и ее