Шрифт:
Закладка:
Постояв перед зеркалом до тех пор, пока со щек не сходит неровный румянец смущения, я выхожу в коридор, и метрах в трех вижу прислонившегося к стене Камиля.
— Дверь была не заперта, — поясняет он, встретившись со мной глазами.
То есть дело не в сломанном замке, а в синдроме туалетного мужика. Что ж. Во всем нужно искать положительные стороны. Камиль застал меня всего лишь с расстегнутой ширинкой и лапающей себя, а не позорно журчащей на унитазе.
— Вряд ли я произвела фурор. Ты видел меня в позах и попикантнее, — брякаю я машинально. — Тоже решил как следует подготовиться к планерке?
Одарив меня ироничным взглядом, Камиль проходит мимо и берется за дверную ручку.
Несмотря на то, что сказанное мной противоречит любому понятию о вновь выросшей между нами субординации, я испытываю чувство глубокого удовлетворения. Потому что, А – мне нравится не теряться в его присутствии. И Б — мне, оказывается, очень нравится, когда Камиль реагирует в своей обычной манере: сдержанно и с усмешкой.
— Через десять минут начинаем, — прилетает мне в спину.
— Главное, не забудь вымыть руки, — парирую я, не удосужившись обернуться. — Ресторанный бизнес не терпит антисанитарии.
Весь мой путь до кабинета с лица не сходит улыбка. С дерзостью вышел перебор, конечно. Хочет уволить — пусть увольняет. Одной дилеммой станет меньше.
Но какой же это кайф снова быть собой и иметь возможность подшучивать над ним. Этого мне не хватало едва ли не больше, чем нашего секса.
15
По случаю прибытия нового совладельца ресторан не поленились закрыть, так что планерка проходит в зале. Помимо офисных червей вроде меня и Диляры, здесь присутствует весь кухонный персонал, официанты и,разумеется, сам Кокорин.
— Говорят, грядут перемены, — доверительно шепчет Толик, стоящий рядом. — Игорь Станиславович ничего не рассказывал?
Я отрицательно дергаю головой. Да что же вы все такие нетерпеливые? Сейчас Камиль появится, и все прояснится.
Он заходит в зал спустя пару минут, привлекая внимание каждого присутствующего. Гул голосов моментально стихает. Все знают, что Камиль — лучший друг владельца всея «Холмов», и относятся к нему с почтением.
— Здравствуйте все, — говорит он непривычно энергично и громко. — Собрание буду проводить я, так как с сегодняшнего дня являюсь совладельцем этого ресторана.
Напряженное молчание в зале, как мне кажется, становится чуть менее напряженным в эту минуту. Мало кто любит глобальные перестановки, а слово «совладелец» в этом контексте не звучит слишком уж грозно.
— Пару недель нам точно придется встречаться таким составом, а потом вы, скорее всего, вернетесь к привычному формату встреч с Игорем Станиславовичем и вздохнете спокойно.
Теперь по залу прокатывается волна смеха. Не смеюсь я одна, но лишь потому, что пребываю в состоянии шока. Молчаливый, сдержанный Камиль, из которого порой и лишнего слова не вытащишь клещами, добровольно шутит на публику.
— Для тех, кто со мной не знаком, представлюсь, — все так же бодро продолжает он. — Меня зовут Камиль Асхатович. Цель сегодняшней встречи — это познакомиться с вами, а также собрать предложения по улучшению функционирования ресторана. Насколько я знаю, с недавнего времени Дина занимается его продвижением, — его взгляд безошибочно находит на меня и задерживается на секунду, — но мнение остальных в любом случае будет полезно.
Тишина в зале сменяется жужжащим шумом. Большинство готово прямо сейчас высказаться и в кратчайшие сроки привести убыточный ресторан к процветанию. Будет, кстати, интересно послушать. А то я уже несколько месяцев стратегию продвижения и так и сяк кручу, но результат пока минимальный.
— А деньги за выстрелившую идею заплатят? — тихо бубнит Толик, придвинувшись ко мне еще ближе. — А то у меня есть парочка.
Я иронично кривлюсь и в этот момент вновь ловлю на себе взгляд Камиля. Оценивающе пробежавшись по мне, он перетекает на моего словоохотливого соседа, после чего возвращается к остальным.
— Мне так жалко Игоря Станиславовича, — слышится тоненький голос Диляры. — Он до сих пор даже слова не сказал.
Я ловлю себя на мысли, что она все чаще меня раздражает. И дело вовсе не в том, что я переметнулась в лагерь Камиля и пытаюсь его защитить, а в идиотской потребности некоторых испытывать снисхождение к тому, кто ничем его не заслужил. Я и сама обожаю Кокорина, но в этой ситуации у меня даже мысли нет о жалости в его сторону. С чего вдруг? Его таланта руководить никто не умалял, а то, что он проявляет уважение к спикеру и не пытается его перебивать, на мой взгляд, дает лишний повод им восхититься.
— С появлением нового совладельца у Игоря Станиславовича временно станет меньше геморроя, — отрезаю я. — С руководящей должности его, как мы видим, никто не снимает, так что в жалости нет смысла.
На это Диляра мечет в меня осуждающий взгляд. «Бессердечная», читается в нем. Меня это нисколько не трогает. Благодаря таким бессердечным, как я, свободно существуют такие, как она, ждущие, что кто-то вытрет им сопли и утешит. Вот в чем разница между нами: я не люблю жалеть кого бы то ни было, потому что жалость для меня унизительна. Для Диляры же она — признак добродетели.
— Подскажите, а предложения нужны в письменном виде или электронном? — тоном примерной ученицы спрашивает она, вновь повернувшись к центру зала.
— Как угодно. — Глаза Камиля вспыхивают усмешкой. — Но в силу своего возраста, предпочел бы получить их старинке: на бумаге.
Вот теперь меня разбирает смех. Чертов мамонт. Это ведь булыжник в мой огород.
— Скажу на всякий случай, что бизнес-ланчи для сотрудников останутся в силе, — добавляет он, на что кто-то особо веселый даже пытается аплодировать.
Спустя минут двадцать так называемая планерка подходит к концу, и мы расходимся по своим рабочим местам. Промежуточные итоги встречи такие: кардинальных изменений внесено в ближайшее время не будет, и продвижением по-прежнему занимаюсь я, правда, и отчитываться теперь придется не только перед Кокориным, но и перед новым совладельцем. Возможно, по необходимости будет увеличен бюджет на рекламу.
— А Камиль Асхатович приятный такой, — подает голос Диляра, идущая со мной рядом. — Я раньше его побаивалась, а он, оказывается, говорит так красиво и даже шутит.
Все, что мне остается — это закатить глаза. Ясно, что это была показуха для сотрудников.