Легко сказать! Как я могу расслабиться, когда он касается меня, если все еще не могу отойти от волнующих ощущений, которые доставили мне его целомудренные поцелуи в щеку?

Глава 8

Через полчаса Алекс сбавляет скорость и съезжает с основной дороги на парковку возле большого ангара, щедро освещенного фонарями. Он первым выходит из машины и, пока я вожусь с ремнем безопасности, открывает для меня дверь. Этот заботливый жест вызывает в душе приятное тепло – папа тоже так делал.

– Что это за место? – интересуюсь я, оглядываясь по сторонам.

Вместо ответа Алекс подходит к багажнику и достает оттуда две большие продолговатые сумки.

– Теннис? – удивленно восклицаю я.

– Помнится, ты неплохо играла, – отвечает он с улыбкой.

– Неплохо? – Я скептически приподнимаю брови, вспоминая годы тренировок и коллекцию кубков в своей комнате. – Надо было предупредить меня, что ты хочешь поиграть. Я бы оделась во что-то более подходящее и взяла свою ракетку.

– Напрашиваешься на комплимент? – Алекс окидывает меня оценивающим взглядом, от которого по телу волнами разливается тепло. – Ты выглядишь отлично.

Внутри ангара расположены два корта. Алекс уверенно идет к дальнему от входа, я послушно иду за ним.

– Начнем с разминки? – предлагает он.

Я киваю и взвешиваю в руке желтый мячик, воскрешая в памяти подзабытые ощущения. Когда-то я мечтала связать свою жизнь с теннисом, но оказалось, что я не настолько талантлива, чтобы рассчитывать на серьезные достижения в этом конкурентном виде спорта.

Алекс пересекает корт, становится с противоположной стороны сетки и неторопливо посылает мяч в мою сторону. Отбив его, я бегу вперед и успеваю принять новый удар навылет.

– Неплохой старт, – хвалит меня Алекс и тут же посылает в мою сторону мяч, который я отбиваю с гораздо большим трудом.

То, что начинается с неторопливого обмена ударов на удержание мяча, постепенно превращается в нешуточное противостояние. Через несколько минут я снимаю ветровку. В крови бурлит азарт. Я сражаюсь за каждое очко и с воодушевлением праздную каждый удачный розыгрыш.

– Ну что, партия на счет? – спрашивает Алекс, передавая мне бутылку с водой после очередного интенсивного обмена ударами.

– Давай, – соглашаюсь я с энтузиазмом, возвращаясь в исходную позицию на дальнем конце корта. – Моя подача.

Для непрофессионала Алекс играет фантастически. В том, как он ведет игру, есть расчет не только на физическую мощь ударов, но и на спортивный интеллект: он умело пользуется укороченными ударами, разводит меня по углам, заставляя совершать невынужденные ошибки.

Мне льстит, что он не пытается мне поддаваться. Я вижу, насколько он вовлечен в каждый розыгрыш и как негодует из-за собственных ошибок – такое не сыграешь. А я, даже если это грозит мне проигрышем, предпочитаю честную игру, какими бы неравными в силах ни были соперники.

– Готова?

– Еще бы!

Через двадцать минут я уже не очень уверена в своих навыках ведения игры. Несмотря на то что я стараюсь изо всех сил, мне удается взять лишь два очка в первом сете.

– У тебя хороший бэкхэнд, – комментирует Алекс, когда мы идем на смену сторон.

– Не настолько, чтобы я могла справиться с твоей подачей, – раздосадованно отвечаю я, беря у него полотенце и вытирая пот со лба. – Кажется, ты даже не напрягаешься, а ведь я в свое время выигрывала турниры по юниорам.

– Не стоит воспринимать это так близко к сердцу, Лиля. Мы в разных весовых категориях.

– И все же… Я не знала, что ты так хорошо играешь.

– Разочарована, что не удалось размазать меня по корту? – спрашивает он с улыбкой.

– Скорее огорчена собственной игрой. Я совершенно не в форме.

– Это ты зря. – Алекс укоризненно качает головой. – Продолжаем партию или сдаешься?

– Конечно, продолжаем! – Я дерзко показываю ему язык и смеюсь, когда он отвечает мне удивленно вздернутыми бровями. – Я еще не лишилась надежды перевести игру в третий сет.

Второй сет идет примерно по тому же сценарию, что и первый, – Алекс меня не жалеет, разводит по углам, бьет наотмашь, так что я прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы держать удар. Но даже в проигрыше я ощущаю себя лучше, чем когда-либо на протяжении последних нескольких месяцев.

Расходуя физическую энергию, я словно выпускаю на свободу внутреннее напряжение и тревогу. Игра полностью захватывает меня, оттесняя на задний план горечь и печаль. Это звучит банально, но я будто снова чувствую себя живой.

– Подаю на матч! – кричит Алекс с противоположной стороны корта, демонстрируя в руке мяч.

Я встаю в исходную позу для приема и пристально слежу за его действиями, пытаясь угадать направление подачи. Будет бить по линии или по косой? Очень сильно или позволит мне затеять розыгрыш?

Мяч летит во внешний угол квадрата, и я срываюсь с места, чтобы отбить его, но нога в кроссовке вдруг подворачивается, так что я с громким стоном падаю на прорезиненное покрытие.

– Ай! – вскрикиваю я, жмурясь от острой боли, простреливающей лодыжку.

Через считаные секунды Алекс оказывается рядом, приседая передо мной на корточки и осторожно ощупывая ногу.

– Ты как?

– Подвернула, – выдыхаю я, жадно хватая ртом воздух. – Сейчас пройдет.

Его пальцы осторожно прикасаются к моей щиколотке, потом расшнуровывают кроссовку.

– Я посмотрю, – говорит он напряженно, изучая мою стопу. – Скорее всего, растяжение. Надо показать тебя врачу.

– Да ну, пройдет, – протестую я. – Просто отвези меня домой.

– Глупости не говори! – грубовато осаждает меня Алекс. – В больницу поедем.

Несмотря на мои уговоры, он не позволяет мне подняться самостоятельно: вместо этого берет меня на руки и несет к скамейке сбоку от корта. Там он заботливо накидывает мне на плечи ветровку и, приказав ждать его и не сметь двигаться, уходит, прихватив с собой чистое полотенце.

Через минуту Алекс возвращается все с тем же полотенцем, смоченным холодной водой, и оборачивает его вокруг моей уже немного распухшей лодыжки.

– Как себя чувствуешь? – спрашивает с мрачным выражением на красивом лице.

– Готова к продолжению, – шучу я, пытаясь разрядить обстановку.

– Забудь, – строго говорит Алекс.

– Не будь таким занудой. Или боишься, что я могла бы победить?

Алекс молчит и без предупреждения берет меня на руки.

– Эй, я могу идти сама, – вяло протестую я.

Протестую, потому что так принято, вяло – потому что на самом деле я совсем не уверена, что травма позволит мне передвигаться самостоятельно. Да и находиться в объятиях Алекса оказывается куда приятнее, чем я себе это представляла. Чем дольше это длится, тем меньше чувствуется боль и