Шрифт:
Закладка:
Главное правило в философии заключается в том, чтобы не создавать никаких deus ex machina[91], не признавать никаких чувств и инстинктов там, где можно обойтись ассоциацией и механическими причинами[92].
Люди, очень много читавшие, редко делают большие открытия. Я говорю это не для оправдания лени, потому что открытие предполагает глубокое и самостоятельное созерцание вещей; следует больше видеть самому, чем повторять чужие слова.
Польза системы для мышления состоит не только в том, что о вещах начинают мыслить упорядоченно, по известному плану, но и в том, что о них вообще мыслят; последнее, бесспорно, важней первого, например, таково ассоциативное мышление.
Читать означает «брать в долг», а сделать на основе этого открытие — значит «уплатить долг».
Я убежден, что если бы бог когда-нибудь захотел создать такого человека, каким его представляют себе магистры и профессора философии, то этого человека пришлось бы в тот же день отправить в сумасшедший дом...
Те психологи, которые осведомлены в естествознании, рассуждают всегда убедительней тех, кто начинает с психологии. Чем больше я сравниваю учение Хартли с моим опытом, тем больше подтверждений я нахожу ему; очень уж хорошо оно согласуется со всем нашим прочим опытом...
Путем электрических цепей можно бы передавать сигналы, измерять расстояния между пунктами, не слишком удаленными друг от друга, и т. п. Может быть возможно для этого использовать токи, хотя бы на определенное расстояние.
Самые ярые защитники какой-либо науки, не выдерживающие и малейшего косого взгляда на нее, это обыкновенно такие люди, которые не далеко ушли в этой науке и тайно сознают свой недостаток.
Там знают лишь книжного человека, а в каждой вещи видят только то, что уже заранее известно.
Я уже указывал в другом месте, что в мире все претворяется во все и все находится во всем; я имею в виду, что все, что мы видим и чему даем название, существовало уже раньше, чем оно достигло такой стадии, на которой мы его увидели...
В наше время, когда насекомые коллекционируют насекомых, и бабочки болтают о бабочках.
Те ученые, у которых не хватает здравого смысла, обыкновенно изучают гораздо больше того, что им нужно, а разумные никогда не могут изучить достаточно много...
Изучение естественных наук дошло ныне в Германии до полного безумия. Разумеется, это всё же лучше, чем изготовлять напыщенные свободолюбивые оды[93] или разбавлять взвинченным вдохновением в трехстопных или в шестистопных стихах дюжину идеек наших так называемых великих поэтов. И хотя перед богом насекомое и человек равноценны, для наших нервных узлов это не так.
О, милостивое небо, как много вещей нужно еще привести человеку в порядок, прежде чем приняться за птиц и бабочек! Изучи свое тело и все, что можешь узнать о своей душе, выработай в себе привычку к труду и сумей преодолеть стремление к покою, приучи свой разум к сомнению, а сердце к терпимости! Познай человека, найди в себе мужество говорить правду на пользу ближнего!.. Там, где в твоем мозгу помещается какая-нибудь история бабочки, быть может, нашлось бы место для «Жизнеописаний» Плутарха, способных зажечь тебя на великие дела. Разве история искусств не нужней и не полезней? Я предпочел бы знать историю ремесел и искусств, чем все, что Линней когда-либо думал, писал, знает, знал и вновь забыл.
Возможно, собака перед сном или пьяный слон имеют идеи, которые были бы достойны магистра философии. Но для них они бесполезны и, благодаря их быстро возбудимым органам чувств, бесследно стираются.
Опыт — вот что важно, а не чтение и не слушание. Возникает ли идея в сознании через зрение или через слух — это огромная разница.
Principium indiscernibilium[94] можно толковать в расширенном смысле: ни одна вещь не остается неизменной даже две секунды, все изменяется в каждый момент.
...Все разрушается и находится в процессе разрушения.
Прежде, когда люди еще не научились понимать обычные явления материального мира, они объясняли это существованием духов. Теперь, когда связь этих явлений известна лучше, одно явление объясняется из другого, а духи, объяснить которых мы не в состоянии, становятся в конце концов богом и душой.
Душа, следовательно, и теперь еще остается каким-то привидением, ведущим свое призрачное существование в теле. Но не вытекает ли подобное рассуждение из ограниченности нашего ума? Разве то, что, по нашему мнению, не может возникнуть из вещей, нам известных, должно возникнуть из вещей иных, нам неизвестных? Такое рассуждение не только ложно, но и плоско...
В философии, а тем более в психологии, нам, как нельзя больше, подобают скромность и осмотрительность. Что такое материя по понятию психолога? Ее, возможно, и нет в природе. Психолог сам убивает материю, а затем утверждает, что она мертва.
Если душа проста, к чему такая тонкая структура мозга? Организм — машина[95], и он должен, следовательно, состоять из такого же материала, как и машина. Это служит доказательством, что механическое простирается в нас очень далеко, ибо даже внутренние части мозга построены столь искусно, что мы, вероятно, не понимаем и сотой доли их.
Каждое мгновение мы делаем что-то бессознательно. Наши навыки все более возрастают и, в конце концов, вероятно, человек будет выполнять все, ничего не сознавая, и превратится в мыслящее животное. Разумность приближает нас к животному состоянию.
Наша психология, в конце концов, придет к утонченному материализму[96] по мере того, как мы все более будем, с одной стороны, познавать материю, а с другой — преодолевать все возможные преграды в сознании.
С тех пор, как наукой