КИТАЕЦ Ну, наконец–то я вас понимаю, и вы больше не изъясняетесь по–китайски.

ДОН РОДРИГО Итак, ты полагаешь, что только ее тело способно зажечь во мне такое желание?

То, что я люблю в ней,

Не связано с тем, что есть в ней случайного и тленного что способно однажды исчезнуть навсегда и перестать любить меня, но первопричину ее самой,

И оттого мои поцелуи несут с собой жизнь, а не смерть А если я открою ей, что она рождена не для смерти, а если я попрошу ее бессмертия, ту звезду, что, сама того не зная, и есть ее подлинная сущность,

Ах, как она сможет отказать мне в этом?

Не того, что есть в ней смутного, привнесенного, неясного, не того, что есть в ней неподвижного, и бесстрастного, и тленного, буду просить я,

Но всего ее существа, во всей полноте, чистую жизнь, Это и есть любовь, такая же сильная, как я во власти желания, подобная огромному первозданному пламени, обжигающая, как насмешка в лицо!

Ах, подарит ли она мне ее (я изнемогаю, и ночь подступает к глазам моим),

Подарит ли она мне ее (и нужно ли, чтобы она мне ее подарила),

И уж во всяком случае, не ее драгоценному телу удастся когда–нибудь насытить меня!

Никогда по–иному, как друг через друга, нам не удастся избавиться от смерти,

Как фиолетовый цвет, если смешать его с оранжевым, выделяет потом ослепительной чистоты красный!

КИТАЕЦ Це–це–це! Знаем мы, что скрывается за всеми этими красивыми словами.

ДОН РОДРИГО Я знаю, что такое единение моего и ее существа невозможно в этой жизни, но я не хочу ничего иного. Только звезда, которая и есть она,

Может утолить мою исступленную жажду.

КИТАЕЦ Почему же мы теперь отправляемся в Барселону?

ДОН РОДРИГО Разве я не сказал тебе, что получил от нее письмо?

КИТАЕЦ События мало–помалу проясняются.

ДОН РОДРИГО (декламирует, как если бы он читал) “Приезжайте, я буду в X… Я уезжаю в Африку.

Есть многое, в чем я должна упрекнуть вас”.

Мне принесла эту записку цыганка. Я тут же отправился в дорогу,

Подчинившись твоим настояниям, тогда как посыльные короля преследовали меня.

КИТАЕЦ Конечно, я во всем виноват! Обвиняйте меня, пожалуйста! Мои сердечные дела и проблемы моего кошелька, без сомнения, только это вас и интересует.

ДОН РОДРИГО Все складывалось одно к одному. Последняя капля переполнила чашу,

И вся Испания вдруг накренилась для меня в одну сторону.

КИТАЕЦ Ах! Это черное изваяние там, и мои денежки, ой, ой!

О, мой кошелек, что я вручил ей в пылком порыве моего утробного чувства!

Я надеялся, что меж ее экзотических персей он потихоньку мелодично нальется как плод!

ДОН РОДРИГО “Упреки”, — сказала мне она. Ах! Как я заблуждался! Да, только упреки и слышу я из ее уст.

Надобно мне исчезнуть. Пусть, наконец, объяснится из–за чего ей никогда не полюбить меня.

КИТАЕЦ Я и сам могу вам кое–что сказать на этот счет.

ДОН РОДРИГО Надобно, чтобы я, наконец, убедился в ее правоте и согласился бы с ней. Да, я хочу услышать из ее уст приговор сердцу, что бьется лишь для нее одной.

Я жажду этих разрушительных признаний! Еще!

Я жажду небытия, в которое она так хочет ввергнуть меня.

Ведь только в абсолютной пустоте, я знаю, смогу я соединиться с ней.

Хочу ли я, чтобы она полюбила меня за внешность, или за благородное происхождение, или за заслуги? Или только за отчаянную необходимость для меня в ее душе?

Или когда я думаю о ней, разве я желаю чего–то иного, кроме как священного порыва ее сердца навстречу мне? И разве в этот момент все материальное в ней не перестает существовать, все, в том числе ее бесконечно прекрасные глаза!

Я хочу вызвать ее в свидетели преграды между нами, столь сущностной, что та, другая, установленная этим мужчиной, что взял ее до меня, — лишь слабое подобие,

Эта бездна, простирающаяся до основ бытия,

Которую будет дано нам преодолеть не стараниями и заслугами, но лишь в вере друг в друга, в нашем взаимном обете на вечность.

Я знаю, что она сможет стать моей лишь в безвозмездном даре.

КИТАЕЦ Ничто не безвозмездно, кроме заключенного на дне этого тонкого флакона драгоценного эликсира, что претворен по благословению Богоматери Милосердия.

И вот смотрите, несколько капелек, вылившихся из него, тут же возгораются при соприкосновении с плотным воздухом.

ДОН РОДРИГО Да вовсе не Богоматерь ты видишь, а китайского идола, нарисованного на тонком листке, что ты нашел давеча и не мог отвести взгляд.

КИТАЕЦ Единственная капля эссенции ценнее, чем множество воды.

ДОН РОДРИГО Ты сам это придумал или цитируешь кого–то?

КИТАЕЦ Стоит мне закрыть глаза в ночь, подобную нынешней, как множество вещей приходят мне на ум неизвестно откуда.

Я слышу звук, низкий, подобный тому, что издает барабан из бронзы, и он

Вызывает во мне воспоминание о пустыне, и раскаленном солнце, и безвестном городе за крепостными стенами с бойницами.

Я вижу канал, в котором отражается полумесяц луны и слышится шорох невидимой лодки в тростниках.

ДОН РОДРИГО Однако, судя по твоим рассказам, ты был еще совсем маленьким, когда покинул Китай после того, как иезуиты, откупив тебя, спасли от смерти.

КИТАЕЦ Смерти тела и души, благодарение верховному Небу! Сегодняшним вечером оно мне видится в потоке, Изливающемся на мост, что становится Твердью между двумя Домами Ночи!

ДОН РОДРИГО (приподнимаясь) В самом деле! Что это? Я вижу, как с запада в строгом порядке приближается сюда множество маленьких огоньков.

КИТАЕЦ А с востока, на гребне холма, появился другой кортеж.

ДОН РОДРИГО Это апостол Иаков, который, как обычно, в день своего праздника отправляется с визитом к Богоматери.

КИТАЕЦ А та, в свою очередь, очень по–матерински, проходит треть пути ему навстречу,

Как это и было торжественно оговорено перед нотариусом после долгих споров.

ДОН РОДРИГО Посмотри! Маленькие огоньки на западе рассеиваются и гаснут! Да это пламя выстрелов из аркебуз! Вслушайся! Кричат!

КИТАЕЦ Я боюсь, что это наши давешние паломнички, что хоронились в сосняке.

ДОН РОДРИГО Ты полагаешь, что они умышляют на святого Иакова?

КИТАЕЦ Это без сомнения, еретики или мавры, а статуя из массивного серебра.

ДОН РОДРИГО (вскакивая) Мою шпагу! Летим на помощь святому Иакову!

КИТАЕЦ (тоже поднимаясь) И когда мы его отобьем у нечестивцев, то уж точно не отдадим без