держаться на ногах. Когда пришел доктор Макинтайр, ее знакомый, она лежала в постели, мучаясь от боли: голова раскалывалась, было трудно дышать. Проявив все сострадание и сопереживание, на которое он был способен, врач диагностировал истерию и выписал успокоительное. Несмотря на рекомендации доктора, после обеда Анне не стало лучше, поэтому Бьюкенен дал ей несколько чайных ложек лекарства — того самого, которое его жена раньше не захотела принимать из-за горечи.

В семь часов вечера доктор Макинтайр вернулся навестить свою пациентку. Анна к тому времени уже погрузилась в глубокую кому. Пульс у нее участился, дыхание было поверхностное, а кожа — горячая и сухая. Вскоре после этого женщина скончалась, вероятно, из-за «церебрального инсульта» — кровоизлияния в мозг.

Казалось, вместе с Анной ушли и все беды Бьюкенена, который унаследовал ее деньги и имущество и получил крупную страховую выплату. С кругленькой суммой на счету и без вульгарной администраторши жизнь пошла на лад, к тому же бывшая жена — явно более склонная к прощению, чем большинство других женщин в схожей ситуации, — согласилась снова выйти за него замуж.

Однако постепенно правда начала выходить на поверхность. Бьюкенена сгубила пьяная болтливость и бесконечное презрение к Карлайлу Гаррису. У одного журналиста, который собирал в баре всевозможные сплетни, бессвязные разглагольствования Бьюкенена вызвали определенные подозрения. Выяснив, что Бьюкенен был единственным наследником Садерленд и до ее безвременной кончины испытывал серьезные финансовые затруднения, этот репортер связался с полицией и сообщил известную ему информацию. Этого оказалось достаточно для эксгумации тела Анны Садерленд. При вскрытии в печени и кишечнике было обнаружено смертельное количество морфина.

Как же удалось определить уровень содержания морфина в тканях Анны Садерленд? Возможно, вы помните, что для измерения уровня инсулина экстракт из образцов, взятых из ягодиц Элизабет Барлоу, вводили мышам. Аналогичный прием был использован и здесь, только в данном случае экстракт вводили лягушкам и смотрели, какое количество окажется для них смертельным. Следствие подтвердило, что уровень морфина был летальный, однако не обнаружило ключевой улики — суженных, как точки, зрачков. Может быть, Садерленд на самом деле умерла от инсульта? Или Бьюкенен хвастался не зря и действительно сумел скрыть характерный симптом передозировки?

Так или иначе, Бьюкенена арестовали и обвинили в тяжком убийстве первой степени. Суд над ним стал сенсацией — впервые в американской истории обвинение опиралось на судебно-медицинскую экспертизу. Защита утверждала, что смерть от передозировки морфина нельзя считать доказанной, так как зрачки у жертвы были широкие, даже расширенные. Представители обвинения в ответ на это принесли в зал суда бездомного кота и прямо на глазах у присяжных убили бедное животное смертельной дозой морфина. (Мнение кота по поводу этого судебного представления в актах не отмечено.) Затем веки мертвого кота приподняли, показав характерные точечные зрачки, и медленно закапали в глаза животного атропин. Зрачки медленно, но неумолимо начали увеличиваться и в конце концов расширились полностью. Присяжные завороженно смотрели на происходящее со смесью отвращения и мрачного восхищения.

Теория, которую Бьюкенен любил рассказывать своим собутыльникам, оказалась верна: атропином действительно можно скрыть симптомы отравления морфином. К сожалению для самого Бьюкенена, присяжные тоже в этом убедились и 25 апреля 1893 года признали его виновным без оговорки о снисхождении. Судье не оставалось иного выбора, и он приговорил Бьюкенена к смертной казни.

Бьюкенен, потешавшийся над некомпетентностью и глупостью своего коллеги Карлайла Гарриса, провел свои последние дни очень похоже. Для приведения приговора в исполнение его под усиленной охраной отправили в тюрьму Синг-Синг. Все апелляции были отклонены, и до него постепенно дошло, что, в сущности, он оказался ничуть не умнее Карлайла. Расстояние в восемнадцать с половиной метров от камеры до электрического стула он прошел безучастно и молча. На теле преступника закрепили электроды и ремни и скомандовали палачу — «электрику штата» — включить рубильник. Через две минуты Бьюкенен был мертв.

Покушение на убийство шпиона в Солсбери

Несмотря на то что Пол Агаттер пытался убить жену атропином, а доктор Бьюкенен с помощью этого вещества планировал скрыть убийство, довольно интересно, что атропином лечат отравление гораздо более опасными нервно-паралитическими ядами. Эти смертельные вещества можно использовать в жидком виде — например, смазать ими дверную ручку или другую твердую поверхность для всасывания через кожу — или как газ для доставки в организм через легкие. Каким бы ни был способ применения, механизм их действия идентичен. Мы уже видели, что происходит, если рецептора достигает слишком мало молекул ацетилхолина, однако чрезмерная стимуляция при переизбытке этого нейротрансмиттера тоже бывает смертельной.

После того как ацетилхолин выделяется на нервном окончании, пересекает синапс, связывается со своим рецептором и активирует его, нейротрансмиттер необходимо быстро убрать, иначе сигнал станет избыточным. За расщепление ацетилхолина отвечает фермент с подходящим названием ацетилхолинэстераза: на обработку одной молекулы ему требуется всего восемьдесят микросекунд (восемьдесят миллионных секунды). Нервно-паралитические вещества воздействуют на ацетилхолинэстеразу, дезактивируют ее и лишают способности выполнять свои функции, поэтому выделенный ацетилхолин накапливается в больших количествах и продолжает стимулировать рецепторы до тех пор, пока не нарушится нормальная работа целевого органа.

Как все это проявляется у жертвы отравления нервно-паралитическим ядом? Мы уже знаем, что в небольших количествах ацетилхолин вызывает замедление работы сердца в состоянии покоя. Если ацетилхолина становится слишком много, непрерывная бомбардировка рецепторов приводит к тому, что частота сердечных сокращений может упасть до опасных для жизни значений. Избыток ацетилхолина также вызывает повышенную выработку пота, слез и слюны: со стороны кажется, что у жертвы изо рта буквально льется пена, а от обильного потоотделения одежда промокает насквозь. Вместо разумно низкого уровня секреции, достаточного для увлажнения и очистки легких и дыхательных путей, организм переходит на «повышенную передачу» и топит жертву в собственных выделениях. Все эти симптомы сопровождаются головными болями, судорогами, потерей сознания и комой, а также тошнотой и рвотой. Если сразу после контакта с нервно-паралитическим веществом не начать лечение, шансов выжить у жертвы практически нет. Единственное в данном случае весьма эффективное средство — очень неожиданное. Это уже знакомый нам смертоносный растительный алкалоид атропин.

Может показаться странным, что такое опасное химическое вещество стало спасением от отравления другими ядами. Его история в медицине и правда сравнительно коротка. Атропин используют как противоядие от фосфорорганических соединений, которые были разработаны не так давно, в 1940-х годах. Сначала органофосфаты нашли применение в качестве пестицидов, но потом в этой категории появились одни из самых смертоносных химических веществ, когда-либо созданных человечеством, в том числе фосфорорганические нервно-паралитические газы VX и VR, а также зарин и «Новичок».

Сергей Скрипаль был полковником Главного разведывательного управления (ГРУ). Во время командировки в Мадрид, столицу Испании,