сталинские искажения марксизма-ленинизма, паразитирование на нем — от самого учения; отказаться от таких определений сталинизма, как казарменный, авторитарно-мобилизационный социализм, реальный социализм сталинистского типа, историческая аномалия социализма и даже русский социализм. Некоторые публицисты пишут о сталинизме как болезни «незрелого социализма»[32], хотя государственная собственность, внеэкономическое принуждение, абсолютная власть, культ самодержца, массовый террор и др. свойственны досоциалистическим и даже докапиталистическим формациям. Эти авторы отвергают как «антиисторическое» стремление, критикуя Сталина, не задеть народ, армию, социализм. Мы же видим в полном размежевании со сталинизмом главную задачу науки. Это трудно, но возможно и необходимо. Сталинизм — это полное отрицание социализма, в его оценке неприменима удобная формула: с одной стороны, с другой стороны. Он негативен со всех сторон. Нельзя ставить знак равенства между ним и советским обществом. С современных высот четко видно, как сильно задержал сталинизм его развитие, но он отнюдь не уничтожил его. Происходила непрерывная борьба прогрессивных и реакционных тенденций. Показать ее — одна из главных задач.

Несколько иначе следовало бы характеризовать Сталина и его группу. Их деятельность не была сплошь ошибочной или преступной, хотя эти стороны и доминировали постоянно. Были моменты, например, в 1941–1945 гг., когда интересы вождя и народов совпадали, и он пытался действовать соответственно, не становясь, однако, ни коммунистом, ни революционером. Его жажда единовластия и произвол не уменьшались. Нельзя полагать сплошь ложным и то, что было написано Сталиным. Его труды — один из источников по истории СССР первой половины XX в. При оценке Сталина в методологическом отношении разумно обратиться к ленинским суждениям о тайном агенте царской охранки Р. Малиновском. Благодаря своему красноречию, энергии, он стал членом ЦК РСДРП, депутатом Государственной думы. Ленин показал, что провокатор нанес огромный ущерб. Но, чтобы оправдать себя перед нами, он должен был проводить и большую полезную для партии работу.

Многие обществоведы воспользовались заимствованным еще в 20-е гг. из терминологии итальянского фашизма понятием «тоталитаризм». Фашисты так называли свой режим, авторы же новой тогда доктрины назвали так никогда не существовавший социальный тип, будто бы объединявший фашизм и социализм. В 30-е гг. для обоснования доктрины они использовали определенное сходство гитлеризма и сталинизма. Основу доктрины составила ложная схема «фашизм-гитлеризм-сталинизм-социализм». В научном отношении доктрина оказалась бесплодной. Она сковывала мысль ученого, побуждая его следовать заданной линии. Она оказалась не в состоянии выяснить многие проблемы двух разновидностей авторитаризма XX в. Никто из ее адептов не доказал необходимости отнесения этих систем к тоталитаризму. Доктрина не смогла также объяснить, почему, несмотря на утверждаемое ею их родство, «конфликт между правым экстремизмом и коммунизмом относится к наиболее острым противоречиям новейшей истории» (Л. Люкс, ФРГ); почему выбор старых германских элит в 1933 г. выпал на нацистов, если между фашистами и коммунистами не было никакой разницы (Р. Кюнль, ФРГ)[33]. Д. Байрау (ФРГ) подчеркнул, что на Западе эта доктрина была «отброшена как неудовлетворительная», но в Восточной Европе «алчно подхвачена как боевой клич». Был выгоден ее агитационный эквивалент — тезис о «краснокоричневых».

Зарубежные и советские ученые показали, что помимо всего прочего просто нет необходимости применять термин «тоталитарный» в смысле «авторитарный» и выделять из этого ряда режимы, связанные с именем Сталина, Гитлера, Муссолини и им подобных «вождей»[34]. Это лишь вносит путаницу. Достаточно сопоставить статьи «авторитаризм», «сталинизм», «тоталитаризм» в Большой советской энциклопедии и Кратком политическом словаре (1989). Наивны попытки их составителей понятие «авторитаризм» определить как тоталитаризм и наоборот. Российские преемники доктрины приняли этот одиозный термин вопреки здравому смыслу: одни бездумно, другие — не желая оскорбить словом «сталинизм» память «великого вождя», третьи — подменяя научную критику сталинизма очередным ниспровержением марксизма-ленинизма. Главное, очевидно, в том, что уже было на Западе в годы «холодной войны», когда доктрину успешно использовали в «антикоммунистических» пропагандистских кампаниях. Впрочем, на Западе порочность призывов объединиться против «красно-коричневой чумы» уже поняли. В Восточной же Европе политикам и обществоведам, по-видимому, понадобится свой собственный негативный опыт. Пока же ряд президентов, прикрываясь названным тезисом, сам заимствует многое из сталинизма и гитлеризма, например, изображая себя народными вождями, стоящими над парламентами и политическими партиями и подвластными лишь Богу.

Советские приверженцы доктрины попытались сказать свое слово. Философское общество СССР в 1989 г. издало сборник материалов «Тоталитаризм как исторический феномен». Он не представляет собой оригинального труда. Большинство его соавторов некритически переняли доктрину, от которой еще 10–20 лет тому назад в той или иной мере отказались многие зарубежные ученые. Авторы сборника воспроизводят тот разлад, который свойствен их западным единомышленникам в определении «феномена». Некоторые из них видят его суть в подавлении парламентской демократии, использовании террористических методов, идеологизации общества. Другие считают «тоталитаризм» лишь «одним из крайних проявлений власти». Третьи определяют как «специфическое понятие XX века, характеризующее особый тип взаимодействия массы с харизматическим лидером». Местные эпигоны, по существу простые проповедники удобной для них идеи, сугубо в агитационных целях «продлили» время существования «тоталитаризма». Одна из авторов доктрины X. Арендт сводила эту «форму поведения» к «геноциду», полагая: что в Германии «тоталитаризм» пришел к «своему концу» со смертью Гитлера, в СССР — со смертью Сталина (1953)[35].

Российские же «демократы» этот конец связали со своей революцией (1991). Не большие ли они католики, чем сам глава Ватикана? Авторы весьма легковесной книжки «Нужен ли Гитлер России?» (1996) необычайно расширили понятие «фашизма», включив в него любой национализм, патриотизм. Они находят его «бациллы» в православной церкви, резко преувеличивают роль русской его разновидности. Авторы и составители сборника направляют свои стрелы против «красно-коричневого» блока, представленного скорее в их фантазии, чем в реальной жизни.

Отвергая доктрину тоталитаризма, нельзя отрицать известного сходства сталинизма и гитлеризма. Несомненно, что Сталин и Гитлер дали имена наиболее антигуманным деспотиям в истории человечества. «Избегать новых гитлеров и Сталиных» — главный урок XX в. (Конквест). В некоторой мере сходны условия возникновения этих деспотий. В России и Германии в 1914 и в последующие годы произошли наиболее жестокие в их истории социальные потрясения, общества не смогли воспользоваться мировым опытом борьбы против угрозы самовластья, административно-репрессивной системы, новый социальный строй к моменту контрреволюционных переворотов Сталина и Гитлера не успел окрепнуть. Однако сталинизм сформировался в условиях разрушения капиталистических отношений, гитлеризм — на базе их укрепления. Сталин, разрушив по существу все классы общества, опирался в первую очередь на сформированные им партийный аппарат и карательные органы. Гитлер же и другие «фюреры» НСДАП вступили в сделку с наиболее реакционными и агрессивными кругами промышленности, гражданского и военного чиновничества. Основные массы населения им удалось привлечь с помощью активной социальной политики, демагогии и