об истоках сталинизма также весьма различны. Некоторые авторы выводят сталинизм из отсталости России, по существу, повторяют известный тезис видного меньшевика Н. Суханова[38] о том, что Россия не достигла такого развития производительных сил, при котором возможен социализм; пишут о малочисленности пролетариата, бюрократизме, низкой культуре в России. Большевики, иронизирует Ю. Поляков, в 1917 г. разбили яйца, но оказалось, что нет ни сковороды, ни плиты. Яичницы не получилось. В этом анекдоте — давняя мысль противников Октябрьской революции об отсутствии в России условий для перехода к новому строю. Нынешние критики, в течение десятилетий пребывавшие в железных объятиях сталинистской историографии, не лучше своих давних предшественников знакомы с предметом спора. В этом, как и во многих других случаях, оппоненты явно недооценивают роль личности, роль политической власти. Если Сталину и его группе удалось создать и сохранять в течение десятилетий систему, которая грубо противоречила экономическим законам развития цивилизации, то на каком основании ныне могут отвергать правомерность ленинского прогноза, высказанного, в частности, в письме к Суханову — построение действительного социализма при опоре на Советскую власть и иные вполне реальные факторы? Тем более что Ленин и его единомышленники не стремились немедленно перейти к новому строю. Разве не проходит красной нитью через ленинские труды мысль о постепенном характере всех преобразований[39].

Большевики задолго до Октября предвидели неизбежность революции, поскольку высший класс России не собирался поступиться своими привилегиями и освободить дорогу для прогрессивного ее развития. Но они не намеревались начинать революцию с социалистических преобразований. Те, кто рассказывает ныне о несостоявшейся «яичнице», исходя из сталинского тезиса о «введении» социализма как «непосредственной» задаче Октября. Как известно, Ленин отвергал такую установку уже в Апрельских тезисах 1917 г. Октябрьская революция, в первую очередь, решала общедемократические задачи, не реализованные февралем: мир, свобода, земля. Октябрь установил вначале не диктатуру пролетариата, а власть рабочих и крестьян. Эти события, отразившие чаяния народа и совершенные при его активнейшем участии, никак нельзя считать переворотом «кучки заговорщиков». Ставшие доступными архивные документы вновь подтверждают, что революция явилась результатом народного возмущения, массового движения рабочих и крестьян. Еще в январе 1918 г. как отмечалось А. Бутенко, председатель Учредительного собрания эсер В. Чернов заявил о «мощной тяге народов России к социализму». Это необходимо учитывать, решая вопрос о том, совершили ли большевики ошибки, предприняв красногвардейскую атаку на капитал. Все это надо еще изучать. Ленин превосходно понимал «отсталость» российского социализма от западного. Эту мысль повторит позднее Н. Бухарин. Непосредственно с этим связаны суждения Ленина о том, что в России легче было установить диктатуру пролетариата, но будет труднее развивать революцию. В этом свете, по меньшей мере, ошибочно представлять Ленина и его сторонников наивными людьми, которые лишь в ходе событий стали открывать для себя особенности страны.

Кстати, в последние годы что только не написано в СССР по поводу российской и русской национальной специфики, будто бы предопределившей и возникновение сталинизма, и вообще ход истории. Естественно, каждая страна, каждый народ суть неповторимые явления. Но тема эта не только чрезвычайно деликатна, но и необычно сложна, и менее других изучена. В этом случае особенно недопустимы любые безответственные суждения. Пишут, как об установленном факте, о «неистребимой тяге русских к концентрации власти», роковой склонности их к рабству. Пишут о «легковерии российского человека». В действительности в этом можно упрекнуть любой народ. Даже англичане, которые в течение столетий не знали тиранов, «легковерно» позволяли втянуть себя, например, в «ненужные» вторую мировою войну, а затем и «холодную войну». Не выдерживает критики тезис: «Никто и никогда в истории человечества не был так порабощен мифами, как наш народ в XX веке». А кто изучал степень такого порабощения других народов?

Нельзя принять и суждение, заимствованное у Н.Бердяева: марксизм преуспевал в России, соединившись с мечтой о мессианской роли в мировом масштабе[40]. Эта схема не объясняет многие факты. Как быть со странами, где марксизм также получил широкое распространение, но которые свободны от такой мечты? И, наоборот, как объяснить, что ряд стран не только мечтали, но и активно насаждали свое «мессианство», однако, без какого-либо участия марксизма? Появились и специальные публикации о «русской специфике». Среди них — нашумевшая книга Т. Маде, близкая к ней статья Л. Седова. Авторы выводят сталинизм из русского национального характера. Они не создали оригинальных исследований. Скорее всего — это нарочитая подборка высказываний писателей, публицистов о русской культуре, которая в течение веков, якобы, никак не может «дозреть до взрослого состояния». Без труда можно допустить, что сталинизм воспользовался какими-то особенностями характера русского и других народов. Может быть, он даже усилил какие-то черты, например, долготерпение. Такое качество, очевидно, не без успеха в течение многих веков воспитывали православная и иные церкви. Его, несомненно, эксплуатировали и продолжают нещадно эксплуатировать разные правители. Однако в целом возникновение сталинизма и национальные особенности народов СССР, несомненно, должны быть тщательно изучены.

Суждения по национальному вопросу, очевидно, наиболее слабое место в позиции наших оппонентов. Призывы Ципко и его единомышленников к «экономическому, духовному и культурному возрождению России» никак не сочетаются с их оценками русского народа и его традиций, утверждениями о «русском жутком бунте», «нашем русском свинстве», о «празднике угнетенных», который в России неизбежно превратится в «праздник сволочи», о «необразованных, не искушенных в мысли русских людях». Что же они хотят «возрождать»? На каком основании все это малоприятное они называют русским»? Разве США и по существу все великие державы не родились в результате революционных войн? Разве дело Великой французской революции не совершенствовалось в ходе последующих без малого ста лет? Может быть, все эти нерусские войны и революции не сопровождались такими же явлениями?

Другие авторы помещают сталинизм рядом с нечаевщи-ной в «крайне левом крыле» освободительного движения. Но революционная Россия еще в те дни прошлого века отреклась от нечаевщины с ее порочными нравственными принципами. Сталинизм успел показать себя настолько, что ныне ни один из объективных ученых не смешает его с революцией. Кроме того, подлинная история революционного движения в России знает также декабристов А. Герцена, Н. Чернышевского и И. Каляева с их безупречной моралью. Большевикам эти имена были хорошо известны. Об этом свидетельствуют многочисленные работы Ленина. В прошлом России, как, очевидно, и любой другой страны, были разные традиции. Почему же Сталин избрал сплошь негативное?

Довольно многие обществоведы высказывают мнение о «доктринальном истоке сталинизма»[41]. Но эта схема не объясняет, почему разные последователи Маркса по-разному восприняли его учение. Вполне очевидно, что ни одна из политических доктрин не может быть