Шрифт:
Закладка:
– Я… я… мне очень жаль, правда! – послышался голос Дэви. – А я никогда не думала, что окажусь одна. Сестра была такой же логичной частью меня, как моя рука, – продолжила она, разглядывая правую ладонь и стараясь замедлить разгоряченное сердце, взволнованное откровенным рассказом Сары и порцией виски.
«С ума сойти!»
Дэви изливала душу этой невероятной женщине. Еще вчера она и подумать об этом не могла! Что это? Отчаяние? Она плакала и смеялась, она говорила об одиночестве и раскаянии, она высказывала надежду, она упоминала про чувство юмора сестры, про наказание…
– Я знаю, что Сатори жива!
Слова лились потоком – мерцающим и страстным, как сама ночь, укутавшая город в свои объятия.
Сара не опускалась до сантиментов. Она философски размышляла об одиночестве, о месте человека в мире, об уроках вселенной, о судьбе и карме.
Дэви была поражена такой искренностью и теплотой. Ей было так хорошо в этом моменте, что все проблемы отошли на второй план, а любовь и уважение к Саре росли на глазах.
Даже понимание того, что ничего не станет, как прежде, теперь вызвало у нее что-то вроде интереса, а не новый виток боли.
Сара впервые обняла Дэви на прощание, и этот длинный вечер положил начало крепкой дружбе.
Сознание Дэви переполняли яркие краски. В возбуждении она до рассвета бродила по улицам города, пока не вышла к своему дому. В серых сумерках он выглядел таким безжизненным и заброшенным. У нее оборвалось сердце.
Дом безмолвствовал.
Родители не заметили, что Дэви пропадала где-то всю ночь.
Никто здесь о ней не беспокоился.
Глава двадцать пятая
О поступлении Дэви куда-либо речи не шло.
Она пропустила выпускной бал, договариваясь в это время с хозяином бара в двух кварталах от дома о работе на полсмены, пока ей не исполнится восемнадцать.
Это значит, еще целый год!
До конца лета Дэви работала по шесть часов. Она ни с кем не общалась, и никто не знал, чем она занимается, сидя дома за закрытой дверью.
В середине сентября старый мексиканец сжалился над Дэви, умолявшей взять ее на полную смену. Теперь она работает по двенадцать часов, часто задерживаясь. Она специально выматывала себя, чтобы единственное, чем можно было заняться дома – это провалиться в сонную тьму.
Октябрь, ноябрь, декабрь.
1999 год.
От Сатори нет вестей девять месяцев.
Январь, февраль, март, апрель.
Год с исчезновения Сатори.
Глава двадцать шестая
Июнь, 1999
– Никакого улучшения в ее состоянии, – Дэви выпускала изо рта колечки дыма в тени раскидистого дуба у реки.
Денни сидел напротив.
– Я прихожу домой… она орет. Просто орет… А когда от папы в последний раз слышала хоть слово? Я уже не помню. Мама сидит в гостиной и плачет, а когда видит меня, то кричит: «Дэви! Где Сатори? Позови ее сейчас же» И никто, никто не хочет понять, что мне невыносимо!! Почему я должна вывозить все это одна? Почему они закрылись от меня в своих безумиях? Господи, я не верю, что мама слетела с катушек!
Травка расслабляла, и Дэви, сидя в позе лотоса, легонько покачивалась из стороны в сторону.
– Приходи к нам в таких случаях, – ответил Денни.
– Тогда мне проще к вам переехать! С мамой вообще невозможно поговорить…
Дэви медленно перевела взгляд на друга.
– Денни, мне страшно. Моя мать сходит с ума… я для нее больше не существую! Она сосредоточена на отсутствии Сатори, а не на том, что я все еще здесь!! – Она откинулась назад. – Послушай, я что, тоже пропала?
– Ты на месте. А твоя мама в отчаянии.
Дэви легла на спину. Денни взял ее за руку.
– Я думаю… может быть, снова попробовать положить ее в больницу?
– Пожалуй, это выход.
* * *
На следующий день Мэри спокойно пошла за Дэви и Хлоей, молча села в такси и без вопросов вышла у больницы.
Снова в психиатрию. Дежурный врач сообщил, что больше недели без улучшения состояния держать не имеют права и тогда больную переводят на домашний уход, под регулярным наблюдением медсестры. Дэви кивала головой в надежде, что за неделю мама придет в себя. И она сама тоже.
Но Мэри Мэй решила иначе.
Нескончаемые дни и ночи проносились перед ее взором, сменяя друг друга, как в калейдоскопе. Образы из юности: длинноволосые, в золотистом лете, ничем не опечаленные, легкие, желанные. Аарон счастливый, смеется… переезд в Синтего, дом… девочки, лицо Сатори.
Всегда все обрывается на ее лице!
Мэри закричала. Она кричала пронзительно, потом все тише, тише, тише… потому что Сатори ей улыбалась, и это было очень приятно.
Она еще кричала, но никто уже этого не слышал.
Звук больше не отпечатывался в проекции видимого мира, он отошел в вечность, чтобы проявиться с другой стороны жизни.
Когда медсестра закрывала Мэри глаза, она готова была поклясться, что увидела в этих глазах улыбку.
Что, разумеется, мало соответствовало состоянию миссис Мэй перед смертью.
Глава двадцать седьмая
2000
Декабрьский дождь без остановки льет уже третий день.
В доме миссис Аль-Кальдо горят свечи.
– Сегодня поужинаю у Дэви, – сказала Хлоя. – Надо проведать Аарона.
Тревор, развалившись на диване в гостиной, смотрел телевизор.
Денни мариновал стейки к ужину.
– Я тоже хочу с ней увидеться, – отозвался он, и тут же на крыльце послышались неясные шорохи.
Хлоя обернулась на звук, а затем все услышали оглушительный грохот.
Это мало походило на стук. Казалось, будто снаружи кто-то хотел выбить входную дверь ко всем чертям.
Денни загородил собой мать и секунду прислушивался. Тревор подскочил к брату. Они быстро переглянулись.
В дверь по-прежнему колотили.
Денни что-то крикнул Тревору, но тот уже шел к выходу.
Выглянув в окно с веранды, откуда было видно крыльцо, он мгновенно подлетел к двери и рванул ее.
Дэви.
Вода лилась с нее водопадом.
В глазах застыл ужас, лицо опухло от слез.
Зубы стучали. Кроме всхлипов, ничего не было слышно.
Хлое хватило одного взгляда, чтобы понять, что случилось.
Она крикнула Тревору:
– Переодень ее в сухое!
Дэви беззвучно открывала и закрывала рот, ее лицо исказила гримаса боли.
Денни и Хлоя, оставив нараспашку входную дверь, побежали в дом напротив.
Тревор достал полотенце, майку и штаны. Все тело девушки дрожало, попасть в рукава и штанины удалось не с первого раза.
Тогда он кивнул на задний двор и жестом позвал ее за собой. Стоя под навесом, Тревор раскурил большой косяк и протянул его Дэви.
Кажется, они стояли там целую вечность.
Но вот из холла послышались голоса. Хлоя позвала Тревора.
Весь дом мгновенно пришел в движение.
Одна только Дэви замерла, глядя на пелену дождя перед собой.
Ее мир завис.
В который раз?
Постепенно голова стала ватной, движения – плавными. И вот уже капли дождя падают на землю будто с опозданием, феерично шлепаясь, расцвечивая пространство вокруг перламутровыми брызгами.
Через какое-то время раздался звук приближающейся сирены и визг тормозов.
Дэви сидит в гостиной Хлои, закутавшись в одеяло.
Периодически туда заходят и выходят люди. Они что-то говорят, спрашивают, сменяют друг друга. Эта невыносимая карусель длится целую вечность.
«Что за запах от них? Что за чертов запах?!» – Дэви почувствовала подкатывающую к горлу тошноту. Голова кружилась.
И вдруг она разрыдалась. Она плакала так неистово, ничего
