Шрифт:
Закладка:
Я встала так, чтобы свет заходящего солнца не бил по глазам, и сложила ладонь козырьком.
Неизвестно, когда в следующий раз увижу священное древо, в Сеттории они не растут. Желание прикоснуться к его стволу, постоять под кроной и вознести молитву было неодолимым.
Можно даже загадать что-нибудь. В память о Леи и остальных.
Я метнула осторожный взгляд в сторону сетторцев. Если хочу подойти к дереву, сначала придется спросить разрешения у Грома. Я не желала иметь с ним ничего общего, говорить и узнавать его ближе, особенно учитывая поручение Главы. Но и позволять страхам отравлять мое существование тоже не могла.
«Он смотрел на тебя так, будто хотел порезать на кусочки и сожрать».
Глядя на меня, Гром вспоминает нашу первую встречу. Он не может забыть, и я прекрасно понимаю, почему. В этом мы схожи, я ведь тоже не могу.
Сначала принципы, а потом остальное.
Пока не успела передумать, я двинулась в его сторону. Внутри словно вырос барьер – закрыться, не приближаться к нему.
Тело все помнило и выдавало защитную реакцию.
Гром меня почувствовал. Обернулся и посмотрел с интересом.
– У меня есть одна просьба. Прошу выслушать.
Я вытянулась по струнке, словно передо мной был капитан еще той, старой команды из детства, которого я боялась до трясучки. Но было одно отличие: Гром жив, а ни капитана, ни моих боевых товарищей давно уже нет.
– Слушаю, – произнес холодно.
– Вы позволите отойти ненадолго?
– Зачем?
– Мне надо вознести молитвы под деревом шимме, – я указала пальцем направление. – Это совсем рядом. Я все время буду у вас на глазах.
Зря я это затеяла. Видно же, он не тот, кто оценит мои сентиментальные порывы. Он с трудом меня переносит, даже общая борьба с демонами этого не исправила.
Гром внезапно отмер и стал похож на живого человека. Непонимающе нахмурил брови:
– Дерево шимме?
– Его еще зовут древом желаний. Так вы меня отпустите?
– Никто не может препятствовать желанию человека помолиться богам. Это право есть даже у идущих на смерть, – сказал он, немного подумав. – Хорошо, госпожа Мирай.
И, когда я задержала дыхание от удивления, замешательства и еще какого-то странного чувства, он добавил:
– Но одну я вас не отпущу. Я пойду с вами.
***
Гром
– Вы будете сопровождать меня к месту молитвы, не доверив это дело никому из своих людей? Окажете такую честь?
Показалось, или в ее словах действительно мелькнул сарказм?
Не объяснять же, что я не могу ей доверять. Не маленькая, сама должна понимать.
Она смотрела на меня как-то зло и одновременно беспомощно. Эти эмоции укрывали ее, как броня. Старший брат говорил, что я ничего не понимаю в чувствах. Но то, что ощущала в этот момент Молния, я понимал прекрасно.
– Вы так опасны и непредсказуемы, что я никому не могу доверить столь тяжелую ношу, – решил подыграть я. – И вдруг мне тоже захочется помолиться?
– Благодарю.
Она подавила то ли фырк, то ли вздох, отвернулась и зашагала по склону холма. Не выдержала.
Ветер перебирал темные пряди, собранные в высокий хвост, теребил края черной накидки. По гладкой темной ткани скользили вышитые серебристые молнии – эта женщина не изменяла себе. Мы спустились и немного прошли по каменной насыпи, пока госпожа Мирай не остановилась у кряжистого дерева. Его ствол был сплетен из нескольких стволов, ветви тоже были перекручены.
Между мной и Молнией оставалось шагов пятнадцать. Ветви дерева шимме раскинулись во все стороны и укрывали нас, словно крыша.
Я застыл, сложив на груди руки. Какое-то время она просто стояла, глядя на толстый ствол с потрескавшейся корой. Потом бросила на меня взгляд из-под полуприкрытых век.
– Можете начинать.
– Спасибо, – отрезала она и опустилась на колени, сложив ладони в молитвенном жесте.
И сразу стала такой спокойной, а ведь мгновение назад глядела волчицей. Уверен, она знает, что я на нее смотрю. Внимательно, ни на миг не отводя взгляда.
Внутренне ожидаю подвоха?
Даже если она что-то задумала, я успею ее остановить.
Думаю об этом и понимаю, насколько это глупо. Насколько проросло во мне это все.
А она стояла на коленях под приземистым деревом. На ветви его, длинные и раскинутые в стороны, суеверные простолюдины повязали цветные ленты. Ветер колыхал их, выцветшие от дождя и солнца.
Меня кто-то окликнул, но я поднял руку, подавая знак не приближаться. Подождут.
Она стояла на коленях долго. Очень долго. Я уже начал терять терпение и еле сдерживался, чтобы не прервать госпожу Мирай. Она что, нарочно тянет время? О чем можно так долго просить? Даже приговоренные к смерти молятся быстрее.
В какой-то момент я поймал себя на мысли, что сам утратил счет времени. Просто провалился куда-то и, страшное дело, расслабился. То ли сказалась накопившаяся за долгие месяцы усталость и необходимость все время держать себя в напряжении. Плоть ведь нельзя истязать бесконечно, подпитывая стимуляторами и магией. Однажды наступает откат.
То ли сама атмосфера и тонкие, исходящие от дерева вибрации всему виной.
Молния открыла глаза и посмотрела на меня.
– Это священное дерево. Оно передает наши желания богам.
Зачем она это рассказывает? Тем более мне.
– Боги глухи к мольбам.
– Не говорите так.
– И сильно они вам помогли?
Взгляд спустился к ее животу. Под слоями темной ткани ничего не видно, но я представлял, что под ними скрывается. Растерянность на лице госпожи Мирай быстро сменилась раздражением и злостью.
– Вас это не касается, – огрызнулась она.
– Закончили? Солнце почти село.
– Почти. Осталось только повязать ленту на дерево.
Между нами как будто выросла стена из ледяных игл. Волна враждебности была плотной, как грозовое облако.
Она потянулась к волосам. Темный водопад рассыпался по плечам, когда Молния сняла удерживающую их алую ленту. Но ветер вырвал ее из женских пальцев и швырнул ко мне.
Надо было позволить кусочку ткани спланировать на землю. Но, до конца не осознавая, что делаю, я перехватил ленту и быстро, почти не глядя, повязал на ближайшей ветке.
– Все? Ритуал окончен?
Мне правда надоело ждать.
Госпожа Мирай открыла рот, потом закрыла, при этом смотря на меня чуть ли не с ужасом.
– Что вы наделали? Это же дерево шимме!
Я развернулся и зашагал прочь, надеясь, что она последует за мной.
– Это было мое желание!
Я обернулся, удивленный отчаянием, прозвеневшим в ее голосе. Сейчас Молния больше походила на обиженного ребенка,