— Чёрт он, или колдун, — буркнул сотник. — Задурил нам головы.

— Ты про себя, Фёдор Иванович, говори, да не заговаривайся. А ты, Степан, ступай к отцу и вместе приходите.

— Обмоемся, приоденемся и придём, — сказал я, чем ещё больше смутил воеводу.

* * *

— Об чём толковали с воеводой? — спросил Тимофей Разин. — Это же воевода там стоял на коне?

— Воевода и сотник евоный. А толковали? Звали отобедать с ними. Тебя же пригласили?

Тимофей нахмурился.

— Меня-то пригласили, а вот ты-то тут при чём? Мал ещё на пирах сиживать.

— Княжата сиживают с двенадцати лет, а мне уже тринадцать, — горделиво сказал я.

— Тринадцать? А ведь верно! Так то княжата!

— А чем казак хуже князя? Такой же свободный человек.

— Такой же? — Тимофей вылупился на сына. — Ха! Точно! Такой же! Прав ты, Стёпка! Ха! Так пригласили тебя к воеводиному столу, говоришь? Чем ты так понравился князю?

— А я с него виру потребовал, — сказал я пожав плечами.

— Ви… Кхм! Виру? — спросил, поперхнувшись, Тимофей. — С воеводы? Очумел?

— Сотник его ударил меня нагайкою. Вон, смотри.

Я показал на кровоподтёк на плече.

— А я пригрозил написать царю жалобу.

— Царю⁈ Жалобу⁈ Точно сдурел! Ты и писать не умеешь!

— Как не умею? Умею!

Тимофей выпучил на меня глаза.

— Кто тебя выучил?

— Сам выучился.

— Побожись!

— Ей Богу! — сказал я, и чуть было не перекрестился, но вовремя вспомнил, что в семействе Разиных сие принято не было.

— Ладно, потом проверю. Сказывай дале.

— Ну, вот… Воевода тоже сильно удивился, что я писмом владею…

— Ещё бы, — хмыкнул Тимофей.

— Ага… И мы поговорили ещё немного, я его убедил и он меня пригласил вместе с тобой.

— Чем же он так к тебе расположился, а не отсёк тебе твою дерзкую голову?

— Я ему сказал, что если только махну рукой, так вы из пушек ударите. И он испужался. Вы ведь были готовы палить?

Стёпка, то есть я, посмотрел в глаза Тимофею. Тот смутился, но по его смуглому лицу было не видно, что он покраснел.

— Ведь пальнули бы?

— Ну, пальнули бы, ежели что не так пошло бы. Думали мы с твоими братами, что они тебя в залог возьмут.

— Во-о-о-т… И воевода в это поверил. Я сильно убедительным был. Как, говорю, махну сейчас рукой, так и пальнут со стругов. Видишь, говорю, запалы дымят и пушки из ортов торчат.

Тимофей стал очень серьёзным.

— И что, махнул бы?

— Махнул бы, тятя. Заело меня, что с казаками, как с холопьями обращаются. Я, говорю, вольный казак и умру вольным казаком.

Тимофей и Фрол с Иваном даже рты раззявили, а я в душе смеялся.

— Вы глядите, ребя, какой казак растёт. Мало, что от персиянки, а каков, а?

— Да-а-а, — покрутил головой Иван. — Силён, ты, брат!

Фрол ничего не сказал, так как до сих пор не мог закрыть рта от удивления. И мой рот потихоньку приоткрывался.

— От какой-такой персиянки рождён Стёпка? — подумал я.

Я подумал, а Стёпка и не отреагировал вовсе. Хотя… Почему бы и не от персиянки? Иван с Фролом, тоже, не были похожи на родных братьев. У них и разрез глаз был разный. Тоже, наверное, от разных матерей. Не удивлюсь, если они и жили все вместе. Хотя… Я-то лет на семь моложе Ивана. А Фрола — лет на пять. Четыре сына — четыре жены, если брать Фатиму и Рифата. Не вникал Стёпка в семейные дела. Не интересно ему было, с кем спал его отец, когда и по какому праву.

Глава 6

А вот меня, вдруг заинтересовала история про рождение Степана Разина от персидской жены Тимофея Разина. Вдруг эта история переросла в историю про персидскую княжну, которую Стенька Разин выбросил из струга? Или вдруг его оженили в Персии, а не поход это был. Женили на персидской княжне, потому, что рождён он был от княжны. По статусу, так сказать. Но что-то пошло не так и ему пришлось бежать из Персии, а по пути ограбить своего тестя — персидского шаха. Ведь говорят же, что жил в Персии Степан со своим отрядом долго и как сыр в масле катался. Так не живут простые наёмники. Наёмники воюют. Интересно…

Об этом думал я, приводя себя в порядок.

Во-первых я хорошенько вымылся, почистил и постриг свои ногти. Ну, как постриг? Обрезал кое-как ножом и обработал плоским камнем песчаника. Так как вещи мои остались в ногайском стойбище, мне нашли чьи-то. Казаки были разные по возрасту и комплекции. Были и не намного старше меня и такие же щуплые.

А шаровары подтягивались под самые подмышки и перевязывались кушаком, куском шелковой ткани, типа шали, которая сворачивалась в ленту шириной в ладонь. Рубаха пряталась в штаны, а сверху надевалась куртка или безрукавка. Нашлись для меня и красные сапоги и красная повязка, для волос вместо шапки или чалмы. Тимофей с Фролом и Иваном выглядели тоже, как настоящие богатые ( на мой взгляд) персы.

— Вы гляньте на нашего Стёпку! — увидев сына, восхитился Тимофей. — Настоящий персидский царевич. И стоит-то как⁈ Ногу отставил! Руки в боки!

Я развёл руки в стороны и прошёлся «Барыней», потом сделал «топотушки», отстукивая пятками по доскам причала и хлопая ладонями и себя по груди. А потом вскочил на согнутые пальцы носков и засеменил в «лезгинке».

— Ойся, ты ойся, ты меня не бойся, — запел я. — Я тебя не трону. Т ы не беспокойся.

Сапоги были кожаные, но на мягкой, гнущейся подошве, а потому держали и защищали пальцы хорошо.

— Эх, молодец. Настоящий джигит! Казак! — восхитился отец. — Молодец, что ушёл от ногайцев.

Отец с братьями были одеты в шаровары, спрятанные под длинную, почти до пят, разрезанную спереди, рубаху, по-персидски перепоясанную кушаком, у рубахи были разрезаны спереди до локтя и рукава. Под этой рубахой была ещё одна с узкими длинными рукавами, собранными в множество складок.

Меня удивило то, что все вещи были отлично по фигуре выкроенные и сшитые так, что казалось их строчили на швейной машинке двойным, а кое-где