Шрифт:
Закладка:
— Так кого же ты увёз? — снова спросил воевода.
— Чтобы утвердить свою власть, Сафи уничтожил всех претендентов на свой трон, включая сыновей принцесс Сефевидов и сыновей Аббаса Великого, которые были ослеплены и, следовательно, не имели права править. Погибли многие высшие люди королевства. Он казнил сорок женщин из гарема. Убил великого визиря Мирзы Талеб-хана.
Атаман перевёл дух, подумал и решился.
— Его мать была дочерью Мирзы Бади-уз-Заман Сафави, одного из принцев. Она тогда была слишком мала, чтобы привлечь внимание шаха, вот мы и смогли уехать. Сейчас, год назад, Сафи умер. Говорят — много пил вина. Он и тогда пить не умел, но пил без меры. Его сын Абас, не станет преследовать меня. Там, наверное, никто и не знает, что я увёз Дилрас Бану Бегум. Потому мы и хотели наняться к Абасу и немного, кхе-кхе, поднабрать «зипунов».
Глава 7
— Ни хрена себе, — подумал я. — Как сюжет закручивается! Хотя-я-я… Там в Персии наследников престола столько, что если их всех вырезать, народонаселение сократится на четверть. Персидские шахи убивают всех своих наследников, оставляя одного. Как, например сделал тот же Абас Первый, оставив править страной даже не сына, а своего внука Сафи. Я про это читал. Поэтому таких принцесс казаки из Персии возили пачками, швыряя за борт, как монетки на память, прости Господи за сравнение. Надоела — выбросил. Кхе-кхе… Мне трон Персии не обломится — однозначно. Да и нахер-нахер мне такой трон. Этими государствами пусть англичане правят. Исподволь. Только такой же изощрённый семитский ум справится с ними. Ага…
— Теперь понятно, отчего твой сын такой разумный. Давно умерла его мать?
— Да, лет пять как, — нахмурился Тимофей. — Пожалуй, я вступлю с тобой в дело, князь. Только…
Атаман замолчал, погрузившись лицом в кубок. Воевода не торопил.
— Только, не нужна мне такая большая ватага, для тихого дела. У меня ведь тысяча пятьсот сабель.
— Как же? — удивился воевода, имея в виду малые размеры стругов.
— Следом ещё струги идут, — коварно улыбнулся атаман.
— Значит ты хотел взять нас в ружьё? — хмыкнул воевода.
— Ну-у-у, — «смутился» атаман и осклабился. — Не то, что бы в ружьё, но спрашивать разрешения для прохода мы бы не стали.
— Да, мы бы и не противились. И где твои ещё струги?
— Кхе! Так уже, небось, из устья переволоки выходят, — рассмеялся атаман.
— Мы её Царицей зовём, — задумчиво сказал воевода и подумал, что как ему повезло с этим дерзким казачонком. Ведь если бы не он, то ему бы никак не получилось поговорить с атаманом. Казаки бы с ним и не разговаривали. Просто заставили бы под пушками открыть проход к Астрахани и всё. Либо сожгли бы крепость и взяли его казну.
Горчакова пробил пот. Казна была полной. Он искоса глянул на Тимофея Разина. Сотника воевода давно отправил службу нести, что бы не мешал разговору. И он был наедине с казаками. Почему он им так доверился? Ведь его и его казну можно сейчас взять легко. Ну, стоят за дверями стрельцы. И в крепости у него двести человек. Но ведь захоти сейчас, закрой двери и делай с ним что хочешь.
— Не бойся князь! Ты добрый товарищ нам будешь! Зачем тебя грабить, когда мы с твоей помощью больше возьмём? Но, хотели… Да-а-а… Хотели тебя тряхануть. Знали про твою полную кубышку. Ха-ха-ха! Стёпке скажи спасибо! Ха-ха-ха! Сейчас мне увести казаков надоть. Вели проход открыть. Я им сигнал дам, чтобы сразу к Астрахани шли. Да и пошли мы. Поздно уже. Солнце совсем садиться, а нам до заката надо быть на стругах. Мы на них тут переночуем, а завтра сходим до Астрахани. А потом до Персии. Там мы оставим казаков, продадим товар и вернёмся.
Атаман посмотрел на воеводу и улыбнулся.
— Пошлину я платить не буду. Кхе-кхе…
Воевода махнул рукой.
— Да, Бог с ней! То — ваше имущество, а не товар.
Василию Андреевичу было неприятно, что его могли провести какие-то «сиволапые» казаки. Могли! Могли! Но, с другой стороны, было такое щекочущее душу чувство, что это он их провёл. Не специально, не своим умом, но ведь казна осталась целой! И крепость не порушили. И потом с ними можно будет развернуться на Волге.
— Надо будет срочно отписать в Москву, как я Царицын спас от порушения и переговорами отправил казаков в Персию, — подумал Горчаков.
— Ладно, Тимофей… Как тебя по отечеству-то?
— Иваном отца звали.
— Из чьих будешь?
— Посадские отец с материю. В Воронеже и по сей день обитают. Торговлюшкой промышляют.
— О! Так ты из купцов⁈ — удивился Горчаков.
— Казак я! — гордо вскинул голову Тимофей. — Казачий старшина! И никогда купцом не был! Всё! Нет времени лясы точить! На струг нам пора. Бывай, князь. Благодарствуем за гостеприимство. Дай Бог, свидимся. Жди нас к весне. Зимовать в Персии буду.
Выйдя вслед за Иваном, я обернулся и улыбнулся воеводе. Оставлять о себе у собеседников положительные ощущения приучила меня жизнь. А ещё больше — жизнь в девяностые, когда приходилось договариваться с конкурирующими группировками и на районе, и в городе.
Уже в тринадцать лет, вынужденный приспосабливаться к окружающему миру, я вынужден был сначала лавировать, избегая вовлечения в преступную деятельность малолетних банд, а томом, примкнув к одной из них, учиться разговаривать с «конкурентами». Трудно было мальчишкам в то время. Одиночек грузили на «бабки» или какую-нибудь разовую работу, как, например, перенести спичечный коробок «шмали» с места на место или постоять на шухере. Не согласных били и всё равно заставляли. Никто помочь не мог, если у тебя не было «крыши».
Крышей мог стать знакомый милиционер или знакомый бандит высшего уровня. И то, последнее было чревато разборками на уровне «крыш». Город был разбит на подконтрольные бандитским группировкам районы и смотрящие за районом, чётко контролировали влияние чужих на «бизнес-процесс».
Знакомых, или родственных ментов у меня не было, бандит-сосед был, но он был лезгин,
