И во всех трёх случаях судья поддержала протесты Марины. Ух, какие мы молодцы!

Если честно, то даже я не знаю, что было бы лучше в такой ситуации. Молча смотреть, как этот кашалот жрёт её перед присяжными, заставляя путаться в собственных ответах, или постоянно вскакивать с протестами, отчего всё выглядело так, словно мы пытались оградить её от этих самых ответов. Или попытаться реабилитировать её в дальнейшем.

Когда допрос окончился, Яна выглядела так, словно готова расплакаться. А Стрельцов же просто невозмутимо глянул на циферблат своих карманных часов и заявил, что более вопросов не имеет.

Конечно, ты их больше не имеешь, скотина! После того как размазал её прямо на глазах у присяжных!

Затем настало наше время отыграть хотя бы часть очков в свою пользу. Марина встала со своего места и вышла к Яне.

Её выступление было оговорено нами заранее. Максимально прямые и простые вопросы, требующие ответа «да» или «нет». Максимум несколько слов и ничего лишнего. Я специально настоял на этом в то время, как Марина хотела, чтобы Яна едва ли не рассказала историю всей своей жизни и того, как она раскаивается в случившемся и никогда бы не нарушила закон вновь. Эх, дилетантка.

Я-то знал, что будет с Новиковой после того, как Стрельцов переедет её товарным поездом. Тут дай бог получить уверенное «да», а не слёзы истерики.

К счастью, она сдержалась.

— Вы знали что-нибудь о связях Леонида с наркотиками?

— Нет.

— О том, что он может торговать ими или же хранить их в вашей квартире втайне от вас?

— Нет, не знала, —тихо сказала Яна.

— Когда вы в последний раз видели Леонида?

— За несколько дней до того, как пришли полицейские.

— Вы знали, где он спрятал наркотики? — спросил Марина.

— Нет, я ничего не знала, — покачала головой Яна и шмыгнула носом.

— И вы не имеете никакого отношения к ним или же к деятельности этого молодого человека?

— Нет.

Марина улыбнулась ей, после чего получила пусть и вымученную, но ответную улыбку и повернулась к судье.

— Ваша честь, у меня больше нет вопросов, но я хотела бы оставить за собой возможность вызвать подзащитную в дальнейшем.

Судья кивнула.

— Разрешается, — произнесла она, а затем объявила о перерыве в слушании и ударила молотком по деревянной дощечке.

* * *

— Сволочь! — прошипела она, держа в руках чашку с кофе.

Её аж трясло от злости. Я же оказался спокойнее.

— Успокойся.

— Успокоиться⁈ Ты видел, что он с ней сделал⁈ Саша…

— Я двадцать лет уже Саша, Марина, — вздохнул я и отхлебнул дешёвого кофе. — И да. Я прекрасно всё видел. Меня удивляет, что ты так на это реагируешь. Это его работа, и стоит признать, он делает её на отлично.

А что ещё оставалось сказать? Стрельцов действительно хорошо умел делать своё дело.

— Присяжные теперь думаю, что она виновна…

— Ничего они не думают, — отрезал я. — Они будут думать лишь то, что мы им покажем. Ещё раз говорю тебе, успокойся.

— Ты уверен, что Леонид… или как там его вообще звали, мёртв? — в очередной раз спросила Марина.

— Да, к сожалению.

— Тебе ещё не звонили?

Я отрицательно покачал головой, сделал ещё один глоток из пластикового стаканчика и скривился.

— Пойду пройдусь, — сказал я ей.

— Что? Ты куда⁈ Саша, до окончания перерыва тридцать минут…

— Спокойно, Марин. Я просто возьму себе нормальный кофе и вернусь. Заодно хочу позвонить кое-кому.

Встав из-за стола, я пошёл на выход из здания суда, на ходу доставая телефон и ища нужный номер в списке контактов.

Владимир ответил на звонок в тот момент, когда я бодро спускался по ведущей от здания лестнице.

— Да?

— Володь, что с телефоном?

— Пока глухо…

— Ты сказал, что справишься за день, — напомнил я ему.

— Это когда я такое говорил⁈

— То есть не справишься?

— Саша, ты себе как это вообще представляешь? — возмутился Шабин. — Я, по-твоему, что, должен воткнуть в него кабель, пошуршать над клавиатурой и всё, готово? Это так не работает! Мне вообще пришлось его чуть ли не полностью разобрать, чтобы получить хотя бы частичный доступ к внутренней памяти. Но нужно ещё время.

— Сколько?

— От пяти минут до пяти дней. Смотря как пойдёт. Говорю же…

— Володя, процесс уже идёт, — напомнил я ему. — И чем дольше ты возишься, тем меньше у нас шансов.

Хотя, наверное, я был не совсем справедлив. В конце концов, на этом телефоне и вовсе могло не оказаться данных, которые могли бы нам помочь. Если так подумать, что вообще могло на нём оказаться?

Я мысленно прикинул. Допустим, что этот «Леонид» не такой уж идиот. Допустим, что он достаточно осторожен. В конце концов, ранее же он не попадался, ведь так? Значит, рассчитывать, что он будет хранить обличающие себя доказательства прямо на телефоне, не стоило. Хотя очень и хотелось. Но хоть что-то там же должно быть? Хоть что-то!

Вопрос в том, как правильно использовать эту информацию.

— Саша, я постараюсь. Но, возможно, вам стоит подумать о том, чтобы использовать что-то другое. Я не уверен, что смогу вскрыть этот телефон так быстро, как тебе нужно.

Мда. Ситуация, конечно, дерьмовая. Но слова Владимира навели меня на другую мысль. Он прав, я действительно мог бы использовать его по-другому. Только не телефон, а самого Леонида. Ну не совсем.

Нужного номера, разумеется, у меня не было. Но имя его я запомнил ещё с нашей последней встречи.

Для того чтобы меня связали с нужным человеком, пришлось сначала провисеть почти десять минут на ожидании, а потом ещё пять объяснять, что я хочу поговорить с конкретным человеком, а не оставить заявление или заниматься какой-либо другой чушью. В конце концов меня соединили с тем, с кем нужно.

— Старший имперский следователь Громов, — прозвучал в динамике знакомый мне хрипловатый низкий голос.

— Здравствуйте. Это Александр Рахманов. Не знаю, помните ли вы…

— Мы виделись в больнице после случая с Даумовым, — произнёс голос из телефона. — Я людей не забываю. Никогда.

— Что ж, должно быть в вашей работе это нужная черта. Я хотел бы с вами встретиться и поговорить.

— О чём?

— Несколько дней назад ваши