Опять помолчали. Осторожно еще добавил:

— Говорят, что видели тогда, как по лестнице быстро пробежал молодой офицер.

И все.

Я ни о чем не расспрашивала. Заметила, что после всего пережитого в ссылке они были осторожны, как ни хотелось им поговорить открыто, свободно.

Правда, Мария Петровна добавила:

— Говорят, Владислава Францевна очень горевала, что не поехала с ним в Москву. Будь она с ним, этого бы не случилось.

Дубовка не сказал мне, кто ему рассказывал, просто «хлопцы», не сказал, кого Купала приглашал в гости. Да это в разговоре со мною и не нужно было, главное — как погиб поэт…

Думаю о Купале. А не могло ли быть так: Купала пошел звать к себе гостей. Зашел к Лынькову, пробыл там долго. Вышел. На этом же этаже в другом номере тоже друзья. Не могли же все белорусы быть в то время у Лынькова, их же было много тогда в гостинице. Позвал, пошел в свой номер, где накрыли стол. Не дошел. А когда стряслось несчастье, то, возможно, не очень-то и шли в свидетели те, кто видел что-нибудь или слышал. Никому не хотелось быть там, где был, напримор, Владимир Дубовка».

Отбрасывай неточности и противоречии (а их немало и в воспоминаниях, и а письмах, цитировавшихся ранее и сейчас, к примеру: «в номере у Купалы сидели гости» (Ф. Т. Константинов), «после обеда в верхнем ресторане гостиницы» (З. В, Абрамова), все же, на мой взгляд, есть все основания усомниться в достоверности официальной версии смерти поэта. Ведь факт же — были люди, видевшие, как погиб Янка Купала. Боялись они идти в свидетели, потому что «никому не хотелось быть там, где был, например, Владимир Дубовка», как пишет Р. А. Богачева, или свидетели не нужны были тем, кто расследовал «дело» смерти нашего народного песняра?..

Что можно ко всему сказанному добавить?

Янка Купала уже до революции был одним из авторитетнейших людей России, чему свидетельством хотя бы такой факт: когда подписывалось обращение «К русскому народу» — коллективный протест в связи с «делом Бейлиса», под ним рядом с именами А. Блока, М. Горького, Л. Андреева, В. Короленко, А. Серафимовича, В. Засулич стояло и имя Янки Купалы (см. газету «Речь» от 30 ноября 1911 г.). В послереволюционное время имя Янки Купалы приобрело еще большую популярность, оно олицетворяло Беларусь и было широко известно не только в Советском Союзе, но и далеко за его пределами, не случайно Янке Купале в числе четырех первых советских писателей вместе с А. Толстым, М. Шолоховым, А. Твардовским перед самой войною (16 марта 1941 г.) была присуждена Сталинская премия. Арестовывать Купалу, сажать и тюрьму или загонять в лагерь, да еще в те нелегкие июньские дни 1942 года, когда Беларусь истекала кровью под пятою оккупантов, когда там росло всенародное сопротивление, разворачивалось подпольное и партизанское движение, было не с руки. К тому же сам Купала ненавидел фашистов, выступал в печати и по радио, писал стихи, в которых призывал не склоняться перед врагом, сражаться с ним… Но и юбилей отмечать, давать награду… Нет, проще было столкнуть его в пролет лестницы. Сталин — и это сегодня подтверждено, доказано — не прощал никому, кто его не любил. А о том, что Янка Купала не любил Сталина, говорил не только А. Астрейка, но и П. Бровка, выступая 30 января 1962 года на пленуме правления Союза писателей ВССР. Чтобы каким-то образом ошельмовать, очернить поэта, бросить на него тень, и была пущена сплетня, будто бы в оккупированном Минске белорусские националисты назвали улицу его именем.

Значит, выискивался повод, чтобы не отмечать юбилей, не проводить вечер поэта…

По всему видно: отрабатывались различные варианты, пока не был выбран один, самый надежный.

Кто столкнул в лестничный пролет Янку Купалу? Те трое, которых видел А. Астрейка и о которых пишет в своих воспоминаниях 3. В. Абрамова? А может, было замешано в это дело и еще одно лицо — женщина, о которой говорили и говорят многие?.. Свидетельницей была та женщина, что так экстренно покинула гостиницу, или соучастницей преступления?..

По телефону, при встречах, в записках, советуют все же найти и посмотреть «дело», заведенное после смерти поэта,— там, мол, должна быть сказана правда. Откровенно говоря, я не верю в «дела», заводившиеся часто самими же убийцами… Как говорил в одном из своих интервью («Книжное обозрение» от 28 октября 1988 г.) известный философ и историк Р. А. Медведев, «у нас в стране не следует переоценивать значения архивов, ибо многие важнейшие решения и события не нашли там никакого отражения или даже сознательно искажались. Очень многие важнейшие документы просто уничтожались…»

Еще в 1930 г. Янка Купала понял, что времена, в которых он живет,— не из лучших. В письме к А. Червякову он — помните? — писал: «Видимо, такова доля поэтов. Повесился Есенин, застрелился Маяковский, ну и мне туда же, за ними, дорога».

Судьба, однако, распорядилась иначе. Янка Купала погиб от рук убийц. Как Пушкин, Лермонтов… Только убийц более отвратительных, подлых…

P. S. Когда моя работа была завершена (хотя, опять же признаюсь, я не расстался с надеждой на то, что она вызовет к жизни новые версии, привлечет новые свидетельства), в печати («ЛІМ», декабрь, 1988) появилась статья Г. Колоса «…I засумуецца патомак» — еще одна публикация на тему жизни и смерти Янки Купалы. При всех достоинствах этой статьи должен сказать, что в ней многовато неуместной в данном случае (когда речь идет о Янке Кулале — нашей славе и нашем национальном гении) полемичности, недоверия, а то и неуважения к оппонентам. Так, в воспоминаниях П. Глебки, Е. Мозолькова и др. допущены текстовые неточности. И наша задача — отделить правду от неправды. Но делать это надо на основании фактов, а не эмоций.

Возьмем иронический пассаж об А. Астрейке, который якобы обратил в бегство троих «бериевцев». Доживи Астрейка до сегодняшнего дня, он, нe сомневаюсь, внес бы ясность во многое, что касается последних дней Янки Купалы и его смерти. Как уже говорилось, А. Астрейка в те дни повсюду следовал за Купалой. Известно, что это делалось по просьбе старших писателей. Почему такая миссия была поручена