– Нет. Точнее… – Я постаралась воспроизвести интонацию Лёши, когда тот договаривался о бюджете на рекламу. – Юля – моя подруга. Я проезжала мимо, – я шагнула к нему, опустив руки, чтобы не теребить ремешок сумки, – и решила заглянуть. Сделать сюрприз. Вы же не против?

– Нет, – завороженно ответил парень. – Проводить вас?

– Не надо. Я знаю, где ее кабинет.

Я двинулась в единственном направлении, где могла быть лестница, и уперлась в дверь женского туалета.

– Точно знаете?

Я неспешно повернулась. Одну за другой расстегнула пуговицы пальто и сунула одну руку в карман джинсов.

– На втором этаже, – спокойно ответила я.

– Может быть, я все-таки?..

Я улыбнулась уголками губ. Так искренне, как только могла.

– Просто покажите, где лестница, – отозвалась я. И, чувствуя, как сердце рвется на кусочки, негромко добавила: – Артём.

Второй этаж весь состоял из одинаковых белых дверей. За которой из них искать Юлю, оставалось загадкой. Я тихо двинулась по коридору, прислушиваясь к какофонии офисных звуков. Где-то работал вентилятор, где-то закипал чайник, слышались приглушенные голоса. Навстречу мне вышел мужчина в черном костюме. Я ожидала вопросов, но он молча скользнул мимо.

На последней в ряду двери красовалась табличка «Летняя Дева» – самая обыкновенная, печатными буквами на сером фоне. Я хотела постучать, но услышала знакомый голос:

– …это правда! Я сам почувствовал! Она приложила руку вот сюда и…

Это был Лёша. За дверью раздался резкий звук, похожий на звон треснувшего стекла.

– Я просила тебя следить за ней, а не спать! – Юлин голос был такой же звучный и глубокий, каким я его помнила.

– Я и следил! Писал ей! Но она ничего не рассказывала!

Я отступила. Затылок онемел, дыхание вышибло из легких.

– Значит, плохо спрашивал!

По паркету застучали каблуки. Мне почудился звук, который бывает от прикосновения губ к коже.

– Сердце мое, ты же знаешь, я все для тебя сделаю. Я твой душой и телом, весь, всегда! Прости меня.

На мгновение все стихло. И снова мне показалось, что я слышу поцелуй. Я почти видела, как Лёша, стоя на коленях, припал к миниатюрной Юлиной ручке.

– Ну хочешь, накажи меня. Любое твое прикосновение…

Еще одна пощечина.

– Я. Не. Разрешала. Тебе. Спать. С. Ней! – Судя по звукам, Юля била его после каждого слова.

– Ну прости, прости меня! Я бы иначе не узнал, что сила к ней вернулась. Я соблазнил ее для тебя!

Онемение перебралось с затылка на лицо, оттуда перекинулось на шею и поползло к груди. Надо было уходить, но меня пригвоздило к месту. Перед глазами медленно расцветала картинка: тело Лёши на полу, карие глаза устремлены в потолок, зрачки неподвижны, в уголке губ застыла заледеневшая ниточка слюны…

– Может, теперь и к тебе вернется сила? – с надеждой спросил он.

– Не знаю, – сухо отозвалась Юля.

– У Веры она всегда проявлялась, когда мы…

– Замолчи! – Грянула очередная пощечина.

Наконец справившись с собой, я поспешила прочь из коридора.

– Девушка! – позвал рецепционист на первом этаже.

Я не откликнулась. Выскочила на улицу, жадно глотая свежий воздух. Первые дождевые капли упали на веки. Я знала прямо там, в эту секунду, что могу вернуться и убить Лёшу. Проснувшаяся сила жаждала добавить новую жертву на дно Ледяного Озера. Из ладоней рвалось хищное дыхание Зимы.

Я сбежала по ступеням и припала на колено у ближайшей клумбы, вдавив ладонь в землю – та мгновенно покрылась инеем.

Я соблазнил ее для тебя.

Вот откуда внезапный интерес к моей жизни. Эти его вечные «Как дела?» и «Что делаешь?».

Нынешняя девушка.

Какая же ты дура, Вера. И план твой дурацкий.

В ушах шумело, я почти ничего не слышала. Улица тонула в завываниях проезжающих машин и поднявшегося ветра. Надо было убираться отсюда, пока не появился Лёша.

Дождь лил уже вовсю, стекал за шиворот и в неплотно запахнутое пальто. Я поднялась, мысленно ругая себя за оставленный дома зонтик. Тут за спиной пронзительно засигналил автомобиль.

У студии стоял черный «Майбах». И сидел в нем не кто иной, как его чернейшество Аскольд Мирин. Он-то что здесь забыл?

Я решительно зашагала к машине.

– Что вы здесь делаете? – бросила я как обвинение, едва стекло опустилось.

– Вы не отправили мне текст, – тщательно проговаривая каждое слово, ответил Аскольд. Черные глаза жгли насквозь.

Я провела рукой по лицу, стирая влагу. Какая отвратительная погода.

И какой отвратительный тип.

– Как вы меня вообще нашли?

– Для меня не проблема найти любого человека в этом городе, – самодовольно отозвался он.

– С чем вас и поздравляю.

Я хотела уйти, но вдруг увидела Лёшу. Он стоял на крыльце студии, уткнувшись в телефон, и сосредоточенно набирал текст. Даже издалека были видны следы пощечин на гладко выбритых щеках и белый воротничок рубашки под синей курткой. Ладони у меня тут же отозвались ноющей болью.

Хрен с тобой.

Я обогнула круглый зад «Майбаха» и с размаху приземлилась на сиденье, забрызгав коврик под ногами. Темно-бурые кляксы укоризненно смотрели на меня с нежно-кремовой кожи. Никогда не видела, чтобы коврик в машине был того же цвета, что и обивка.

Выудив из рюкзака зонтик, Лёша поспешил в противоположную от студии сторону. Пока его силуэт медленно расплывался в тумане, из моих рук уходил холод, оставляя ощущение пустоты. Я хотела было обрадоваться, но пальцы дернуло. Потом еще раз. И еще. Проклятье! Я зажала кисти между коленями. Больше года такого не было.

Аскольд прищурился, всматриваясь в удаляющуюся Лёшину спину, и вдруг удивленно выгнул бровь. Я сглотнула, молясь про себя, чтобы он не увидел в своем внутреннем телевизоре, что нас связывало. Вроде обошлось: мельком глянув на мои руки, Аскольд включил отопление, но ничего не сказал.

– Мне не холодно, – отстраненно сказала я.

Он так же молча вернул колесико к отметке «ноль».

Я пыталась составить хоть сколько-нибудь приемлемый план, но голова была пустой. К вискам начали подбираться крошечные молоточки, постукивающие изнутри.

– Я весь внимание, – сообщил Аскольд, расправляя рукава пиджака.

Даже Лестер не говорил «Я весь внимание».

Чтобы унять дрожь в пальцах, я попыталась сосредоточиться на чем-то другом и принялась разглядывать его одежду. Под черным пиджаком скрывалась такая же черная рубашка, расстегнутая на пару верхних пуговиц. Даже пряжка ремня у него была черной.

Я стянула резинку с волос, надеясь, что это ослабит давление.

– Вы за мной следили?

– Я за вами следил? – переспросил Аскольд. В голосе его прорезалось раздражение.

– Вы знаете, где я живу.

– По-вашему, я провел весь день, наблюдая за вашими окнами? – Черные глаза разглядывали меня в упор, и никакого дружелюбия в них не было. На подлокотнике завибрировал