— Что ты сделал с Иоганном?

— А что ты собирался сделать со мной?

— Право слово, совершенно ничего! Мы с братом всего лишь присматривали за вами…

— Угу. Поэтому всего лишь пытались заколоть меня в спину. Когда не проканало, решили навести порчу. А когда и это не сработало, вписались в блудняк с торговлей костями охотников. Хотя тут вам, можно сказать, повезло — и зарабатывали нехило, и верное оружие против меня рано или поздно должны были получить.

Вот теперь Вольфганга затрясло.

— Дошло? — улыбнулся я. — Если думаешь, что твой братец на допросе молчал, как юный партизан — глубоко заблуждаешься. Ты спросил, что я с ним сделал? Рассказываю: Иоганна пытали ледяными иглами. Для того, чтобы сделать его разговорчивым, хватило единственного сеанса. Иоганн слил всё, что знал, и наверняка добавил бы отсебятины — может, даже с картинками. Но не успел. Ему в горло воткнулся ледяной кол. Несчастный случай, увы. При несоблюдении техники безопасности — бывает.

Вольфганг закошмарился окончательно. Губы задрожали, глаза зажмурились. Думает, наверное, что если зажмуриться покрепче, я исчезну. Уже ни хрена не рад, что позвал на помощь. Как в том анекдоте про медведя: ну, я тебя услышал. Тебе легче?

— Главное, не обоссысь, — посоветовал я. — Прачечная у тебя тут вряд ли круглосуточно работает.

Вольфганг открыл глаза. Чуть слышно, одними губами прошептал:

— Не губи!

— Ну, вот, — одобрил я. — Давно бы так! На языке мразоты вашего мира «не губи!» есть готовность к конструктивному диалогу… Поехали. Кто обещал дать тебе оружие против меня? Кому ты сдавал кости охотников?

— О… Это страшный человек!

— Иоганн тоже так думал. Но недолго. За один сеанс понял, что я страшнее. Хочешь тоже в этом убедиться?

— Нет!

— Тогда давай конкретику. Что за страшный человек? Имя, фамилия, номер СНИЛСа?

— Троекуров Дмитрий Иванович.

— Угу. И почему я не удивлён… Это он тебя сюда укатал?

— Да. Говорю же, это страшный человек! — Головин приподнялся, подался мне навстречу. — Иоганн должен был вернуться поутру, вместе с товаром. Я прождал весь день и всю следующую ночь, но он так и не появился. Я бросился к архивариусу — туда, где обычно проходили наши встречи с подручными…

— А. Так это архив был. То-то я подумал — для библиотеки тесновато.

— Что, простите?

— Ничего, не отвлекайся. И так еле бормочешь. Ты бросился к архивариусу. И?

Глава 6

— Старик был напуган до смерти, — продолжил Головин. — Открыть мне дверь согласился лишь после того, как я пригрозил, что её вынесу. Но рассказать толком ничего не смог. По его словам, Алексей — тот, кто должен был забрать мешок из леса, явился вместе с Дорофеевым, якобы для того, чтобы помочь донести мешок. Требовал встречи с Иоганном. Архивариус, разумеется, не позволил и захлопнул дверь перед его носом. Но Алексей каким-то образом пробрался в архив. Дождался Иоганна, после чего налетел на них, как ястреб. Архивариуса свалил с ног ударом. Когда старик очнулся, рядом уже никого не было. Мешок тоже исчез. Во дворе я увидел следы побоища — кто-то дрался с тварями. А след от кареты привёл меня к широкой улице, выложенной брусчаткой. На камнях он, конечно же, затерялся. Алексея на постоялом дворе, где он квартировал, не видали с позапрошлой ночи. Дорофеев так же бесследно исчез. А Троекуров ждал меня к себе уже вечером. Я должен был привезти товар. Сказать ему о том, что мешок пропал вместе с моим братом — о подобном я не смел даже думать. При мысли о том, как явлюсь к Троекурову и расскажу об этом, кровь стыла в жилах.

— И ты решил свинтить.

— Я… Поймите правильно — я всего лишь хотел поступить достойно! Надеялся отыскать Иоганна и вернуть товар!

— Врать будешь прокурору. Ты решил, что дурачок Иоганн, которого обуяла жадность, свинтил вместе с подручными — в надежде самостоятельно отыскать барыгу и открыть собственный бизнес. Надоело под братцем-жмотом ходить, отчалил в свободное плавание.

Вольфганг отвёл глаза.

— Высокие отношения, — похвалил я. — Только так родные братья и должны поступать! Дальше что было?

— Я нанял карету. Взял с собой лишь самое необходимое и поехал в Петербург.

— Логично. Где ж ещё ныкаться, если не в большом городе. Дальше?

— Я спешил, как мог. На почтовой станции мы сменили лошадей, но ехать в ночь возница отказался. Сказал, что боится тварей — в последнее время на тракте они нападают всё чаще. Путешественники стараются не передвигаться по одному. И уж тем более — ночами. Я рвал и метал, но переубедить его не смог.

— Да и сам зассал ночью ехать. Говори уж правду.

— Ну… У меня тоже были некоторые сомнения. И мы остались там, на почтовой станции. В крошечной клетушке, разместиться там пришлось вместе с возницей и ещё двумя проезжими. Один из них ужасно храпел, невозможно было спать. Я растолкал его и потребовал уйти на конюшню. Спорить с аристократом он не посмел. Вышел, я уснул. И вдруг — стук в дверь. Проезжий требовал впустить его обратно. Буквально умолял. Я открыл — только лишь для того, чтобы поставить этого плебея на место. И вдруг…

— Плебей схватил тебя и овладел тобой противоестественным способом, — зевнул я. — Вурдалаком оказался. Или упырём.

В глазах Вольфганга мелькнуло разочарование. Не такой реакции ждал — в ответ на леденящий душу рассказ… Ну, блин. Думать надо, кто твоя целевая аудитория. Ты мне ещё про крыс с лягухами задвигай — и жди, что со страху маму звать начну.

— … его клыки вонзились мне в шею, — упавшим голосом закончил Вольфганг. — Когда я очнулся, понял, что нахожусь на кладбище. Я был привязан к каменному кресту, а передо мной стоял Троекуров. Он требовал отдать мешок. Я рассказал чистую правду — что мешок бесследно исчез, но он не поверил. На моих глазах разверзлась могила, и наружу выбрался мертвец. У меня волосы встали дыбом…

Я взглянул на лысую, как колено, башку Вольфганга и поморщился.

— Давай-ка без подробностей. Что там у тебя встало, на каком месте —