поединке с выбравшимся из воды трансвеститом.

— Так вот запросто ты его заморозил? — уточнил Иван. — А после башку снёс — и всё?

Я развёл руками.

— А родий сколько получил?

— Восемь.

— Всего? — парни снова переглянулись.

— Не водяной это был, — уверенно сказал Ерёма. — Сын, может. Али ещё кто из родни…

— Чего? — к такому меня жизнь не готовила. — Твари, что — размножаются?

— А чего ж им не размножаться, коли причиндалы есть, — гоготнул Иван. — Знамо дело, плодятся не хуже нас. Тот, кого ты встретил — не сам водяной. А, верно, сын его али ещё кто — из молодых, неокрепших. Самому-то водяному — хрен бы ты так запросто башку снёс.

Ерёма покачал головой:

— Зря ты это, Владимир! Ох, зря. Теперь тебе не то, что к рекам да озёрам — к лужам на дороге подходить, и то с опаской придётся. Твари обид не прощают.

— В этом мы с ними солидарны, — усмехнулся я. — Из меня всепрощенец тоже паршивый.

Закончили мы посиделки настоящими друзьями. Меня заверили в том, что, ежели вдруг чего, то за мной — в огонь и в воду. Ну и в десяток, само собой разумеется.

Всё это было простыми словами. До тех пор, пока захмелевшие охотники не привели меня к своему пункту приёма костей. Там я сдал хуторской хабар и получил действительно несколько больше, чем в Поречье. А вот если бы пришёл один — у меня бы ничего не приняли.

— Это наш парень, — представил меня Иван. Ерёма хлопнул по плечу. — Мы за него отвечаем.

После такой протекции вопросов у приёмщика не нашлось.

Рядом с пунктом сдачи оказалось интересное архитектурное сооружение — навроде фонтана, только без воды. Назначение я понял сам, за секунду до того, как Иван взялся объяснять. Дно фонтана было испещрено Знаками.

— Рисуй, — сказал Иван, покончив с объяснениями.

— Серьёзно?

— А когда я вообще шучу? Ерём, я разве шутить умею?

— Нет, Иван. Ты всегда серьёзен, как мотыга.

— Вот, слушай Ерёму, Владимир! Рисуй Знак, заходи в гости.

Я упрашивать себя не заставил. Запрыгнул в «фонтан» и изобразил кончиком меча на свободном месте свой якорь. Потом посмотрел на парней, которых на жаре уже совсем развезло без догонки.

— А что, я тут из пореченских — один такой?

— Один, — сказал Иван и икнул. — Ваши здесь почти не бывают. Вот из Петербурга, из Москвы — те наезжают порой…

— А с какими целями?

— Отдохнуть. Хорошо у нас тут. Спокойно.

— Угу. Только стена вокруг города такая, что ракетой не пробьёшь.

— Ну, были тяжёлые времена, — сказал Ерёма. — Однако ж отбились. Нынче — живи не хочу!

По ощущениям, конечно, в Смоленске было жёстче, чем в Поречье. Однако если сюда приезжали отдохнуть из Москвы и Петербурга, значит, там ещё интереснее.

— А на кладбище твари — откуда берутся?

Мне объяснили, что стена — она от тварей-тварей, которые человеческого облика не имеют. И которые в старые времена валили сюда просто реками, не давая горожанам никакой жизни. Вот эту сволочь и удалось от города отвадить.

А что касается ведьм и колдунов… Никто ж толком не знает, как в человека попадает эта зараза. Ушёл здоровым, а вернулся — тварью. Внешне поначалу и не различишь. А по ночам как начнёт исполнять…

— Говорят, в Смоленске колдунов — десяток, — задумчиво изрёк Иван.

— А кто говорит — сотня, — добавил Ерёма.

— Брешут.

— А ты поди проверь, посчитай!

— Есть колдуны, в общем. А от них — и упыри, и вурдалаки. И в колдуна или ведьму человека совратить могут. Сволочи.

— В Поречье не так?

Я неопределённо пожал плечами. Не хотелось расстраивать парней, говорить, что в Поречье-то вообще было на удивление спокойно, пока всякие смоленские Головины выступать не начали. Вурдалак появился — тут же меня позвали, решили вопрос. Упырь возник — тоже прикончили. Это вот по деревням, да на дорогах дальних — там да, всякое творится.

Про Головина я тоже спросил — но ребята только плечами пожали. Слышать — слышали, конечно. Видеть — тоже видели. Однако с охотничьей темой Головин, по их разумению, никак не пересекался, а потому был им глобально не интересен.

В общем, когда мы таки разошлись, я понял про смоленских охотников одно: хорошие ребята, но колхозники полные. Впрочем, справедливости ради, пореченские были не многим лучше. Только Земляна высоко метит и нос по ветру держит, да Гравий. А остальные — был бы хабар, нюансы пофигу.

К Обломову я вернулся к обеду. К тому времени как раз и голова хорошо проветрилась, и желудок опустел, и при том ещё и темнеть не собиралось.

На стол уже накрыли, Илья Ильич сидел запросто с двумя новыми телохранителями, которые тоже, не смущаясь, спокойно сметали со стола всё, до чего могли дотянуться. Я поспешил, чтоб не остаться к шапочному разбору. А то придётся ещё харчевню искать приличную поблизости. А найду, как это у меня водится, вагон приключений и гору хабара. Тоже неплохо, но всё же когда хочется жрать — надо жрать, такая моя философия.

— А Гравий где? — спросил я, не забывая орудовать ложкой.

— В Оплот вернулся, — откликнулся Петро.

— Остаться же хотел?

— Да перекипело. Понял, что тут надолго, и жить всем вместе — вот и передумал.

Ну да, Гравий славен своей нелюдимостью. Впрочем, и с другой стороны — прав. Конечно, хочется разобраться, с чьей это тяжёлой руки гибнут охотники, генерал-губернаторы и творится прочий беспредел. Но на телохранительском посту особо не подёргаешься, тут строго определённые функции надо выполнять. И один прокол — всё. Либо тебя, либо твоего подопечного.

— Слушай, Илья Ильич, — сказал я, промокнув губы салфеткой в конце трапезы. — А знаешь такого — Головина? Конкретно Вольфганга?

— Да я их обоих знаю, — фыркнул Обломов. — Дрянь людишки, честно тебе скажу. И дворянство-то их не без странностей. Свет их так толком и не принял. Впрочем, они не страдают. Всё стороной, стороной. Присматриваюсь к ним, честно сказать, не нравятся они мне. Однако в последнее время отвлёкся.

— Сильно отвлёкся, — посочувствовал я. — Присматривать уже не за кем. Иоганн, я слышал, уже с неделю назад пропал без вести.