class="p1">— На семейном кладбище…

Да, Фекла, спасибо большое, конечно, но я и сма догадалась, что ее не под шиповником на входе закопали.

— Знаешь, где оно расположено?

Фекла всплеснула руками.

— Вы же не хотите пойти туда? Да еще и сегодня!

— А что в этом такого? — удивилась я. — Как по мне, так сегодня очень даже подходящий день. Так знаешь или нет?

Разумеется, Фекла знала. Она столько лет прислуживала Платону, ни за что не поверю, что тот не навещал могилу матери. Ее глаза сердито забегали, она несколько раз сжала и разжала руки, словно не могла решить, куда их деть, от волнения прикусила губу.

— Если что-то случится, не говорите потом, что я вас не предупреждала, — наконец сварливо вздохнула Фекла.

Да что может случиться? Покойная графиня имеет привычку превращаться в зомби и хватать всякого, кто осмелится навестить ее?

Очень сомневаюсь.

* * *

Могила покойной графини совсем не походила на ту, что я видела во сне.

На светло-сером мраморе был выбит аккуратный золотой венок. Под ним значилось полное имя графини, годы жизни и надпись, гласившая: «Боль от твоей утраты все еще кругами расходится по поверхности моего сердца».

Не знаю, сколько бы я простояла напротив, размышляя, если бы голос за моей спиной не произнес:

— Ты не принесла цветов.

Стоявшая рядом со мной Фекла испуганно взвизгнула и обернулась.

Какая впечатлительная.

Неужели, раз уж мы на кладбище, ты решила, что к нам подкрался призрак?

— Юный господин! Я весь день вас искала! С вами все в порядке?

Я тоже обернулась.

И встретилась взглядом с Платоном.

Удивительно, за все время это было, пожалуй, самое длинное, что Платон когда-либо говорил мне, но я совсем не ощущала радости от этого достижения.

На Платоне была вчерашняя одежда, помятая даже больше обычного, его волосы спутались и нелепо топорщились с одной стороны, примятые и наэлектризованные, а под глазами появились тени, какие бывают у людей, что за всю ночь ни разу так и не сомкнули глаз.

В руках Платон держал пышный букет из крупных белых роз и нежных лилий, перевязанный тёмно-синий лентой.

Платон совсем не выглядел довольным тем, что встретил меня на могиле своей матери, и я делала такой вывод не только по тому, как сильно он хмурился сверкал глазами, но и потому, как резко принялся накрапывать мелкий дождь, а температура вокруг разом упала на несколько градусов.

Платон управлял стихией воды, и, хотя сам граф учил его основам, успехи его были далеки от идеальных. Иногда он мог часами таращиться на стакан с водой без какого-либо результата, а иногда, как сейчас, того и гляди мог превратить все в радиусе пары километров в зону стихийного бедствия.

Управлять такими силами учили в Императорской академии, но туда принимали только с шестнадцати. Сила Платона проснулась необычайно рано, и на ближайшие годы графу предстояло еще не раз ощущать приступы мигрени от новостей об очередных наводнениях, сломанных мостах и разрушенных плотинах.

Крестьяне буквально заваливали его прошениями сделать с этим хоть что-то, но что он мог сделать? Тут впору было только услать Платона на луну, но это совершенно ничего не гарантировало.

— Платоша, — протянула я, не зная что еще сказать.

В моей голове медленно складывалась мозаика из цеплявшихся друг за друга фактов.

Граф с самого утра заперся в кабинете.

Слуги ходили на цыпочках.

В поместье царила зловещая тишина.

Мать велела мне не лезть с расспросами.

Фекла ужаснулась решению навестить могилу покойной графини.

И наконец Платон.

Я что, притащилась сюда в годовщину смерти его матери? Ну я и молодец.

— Ты не принесла цветов, — повторил Платон.

Я уже заметила, что если он не получал ответа, то не хитрил и не перестраивал вопрос, он был для этого слишком ленивым парнем. Он просто талдычил одно и то же до бесконечности, пока у собеседника не начинал дергаться глаз.

В некотором смысле он был невероятно доставучим, куда доставучее, чем мне когда-либо светило стать.

Мне же оставалось только выкручиваться. Я не могла разом потерять весь тот прогресс в наших отношениях, которого добилась. Платон со мной разговаривал!

— Я не знаю, какие цветы нравились покойной графине. А Софья Николаевна говорит, что цветами можно ужасно оскорбить. Если это неправильные цветы. Что, если бы я принесла те, которые графиня ненавидела? Разве это не было бы хуже, чем ничего не принести?

Платон задумался.

И, видимо, он пришел к каким-то положительным выводам, потому что дождь прекратился так же резко, как и начался.

Фекла утерла пот со лба передником.

Платон подошел к нам и присел на корточки, чтобы положить букет на постамент. Затем он выпрямился и пожевал губы в явном намерении сказать что-то, но в итоге так и продолжил молчать, глядя куда-то в пустоту перед собой.

Я посмотрела на розы и лилии.

— Я не видела таких цветов в саду, — заметила я.

Не то чтобы я рассчитывала на продолжение разговора, но Платон удивил меня.

— Я купил их в городе, — сказал он.

— Юный господин! — воскликнула Фекла.

— Ты один поехал в город? — я в ужасе округлила глаза, инстинктивно хватая его за пиджак и разворачивая к себе. — Это же так опасно!

Его взгляд скользнул к моим рукам, и я немедленно отпустила его.

Платону явно было неловко.

Боже, это наверняка было попросту неприлично.

Так что на всякий случай, чтобы больше не выкидывать подобных номеров, я сцепила руки в замок за спиной и даже отступила на пару шагов, неловко бросая взгляды по сторонам.

— Капитан Раскатов отвез меня, — объяснил Платон. — Я был не один.

Что ж, судя по всему, капитан не был плохим. Еще раньше я узнала, что это именно он ломанул вслед за Феклой в мою комнату, когда я вопила из-за ночного кошмара. Гвардейцы отзывались о нем, как о великом мастере, да и с Платоном он похоже обращался хорошо.

Не его вина, что руки у Платона, все по тем же отзывам, росли не из того места.

— Это хорошо. Капитан здорово владеет саблей. Если бы случилось что-то плохое, он бы защитил тебя.

— Я тоже.

— А?

— Я тоже хорошо владею саблей, — огрызнулся Платон. — И мечом. И из лука стрелять умею. А на прошлой неделе я на лету сбил несколько тарелок из пистолета!

Ого.

Вот видишь, Фекла.

А ты говорила, что это домовой уволок всю посуду, а она вот куда подевалась.

— Я ничем не уступаю капитану!

Меня душил смех — невероятно самоуверенное заявление — но я сдержалась.

— Конечно, — согласилась