Шрифт:
Закладка:
Я посмотрела на Смолянова, вдруг понимая, что у меня нет выбора. Я уже ввязалась в эту игру. Уже на нее согласилась. Поздно отступать. Слишком поздно.
Как минимум, потому что при отказе меня ждет штраф в сто миллионов. Да, я могла бы согласиться на меньшее. Доставить мелкие неприятности бизнесу Старцева — не так уж и плохо, правда? Но я ведь хотела сыграть по-крупному, именно поэтому пришла к единственному, известному мне врагу Тимура. Я хотела поставить все на зеро. Иначе никак. По-другому я не могла. Слишком было больно. И мне нужно было отомстить за эту боль. Важно было именно это — почувствовать себя отомщенной.
— Хорошо, — медленно проговорила я. — Публичный скандал, так публичный скандал.
Смолянов довольно усмехнулся. А я в очередной раз подумала, что это сделка с дьяволом, не иначе. И последствия у неё могут быть слишком непредсказуемые.
Мой телефон резко начинает звонить, разрывая тишину и наше молчание. Я достаю его и сбрасываю вызов. Звонит Эмма. Перезвоню ей позже, когда останусь одна. Разговаривать при Смолянове точно не лучшая идея. Но телефон вновь начинает надсадно напевать. Хмурюсь. Эмма редко звонит, мы практически не общаемся. Может быть, что-то случилось?
— Возьми, — раздается спокойное рядом.
И я согласно киваю.
— Да?
— Сэм, — голос Эммы звучит взволнованно, — ты в Москве?
— Хм… да, а что такое?
На несколько секунд в трубке воцаряется тишина.
— Удивительно, что я узнаю это не от тебя, а от какого-то непонятного человека, — с обидой отзывается сестра.
— В смысле? — непонимающе спрашиваю я.
— Тут приехал… один. Ищет тебя.
Мое сердце взволнованно сжимается. Почему-то я сразу решаю, что это Тимур. Но потом сама себя одергиваю. Может быть, это мой муж?
— Кто? — хрипло уточняю.
— Эй, как тебя зовут? — раздается громкий крик сестры.
— А что, у нее много кандидатов? — слышится резкий, грубый ответ.
И я вздрагиваю, холодею, судорожно сжимая телефон. Не веря.
Он там? Ищет меня? Ждет меня?
Я ведь сменила номер телефона, и новый номер зарегистрирован на Кэт. Поэтому он не может мне ни позвонить, ни написать.
Но… зачем он меня ищет? Что хочет?
— Эй, Сэм, ты тут? — слышу я голос сестры, который выдирает меня из прострации. — Он говорит, что не уйдет, пока не увидит тебя.
Я молчу. Растерянно. Он сошел с ума? Свихнулся? Чокнулся?
— Я не приеду, — хриплю, облизывая почему-то пересохшие губы. — Передай ему, что я не хочу его видеть.
— Сэм… — обеспокоенно говорит Эмма, — у тебя все хорошо?
Навряд ли. Ой, как навряд ли. И сомнительно, что в ближайшее время со мной что-то будет в порядке. Я свихнулась на мести, потому что Старцев меня растоптал, уничтожил, поломал. Не умеет он по-другому, иначе.
— Все хорошо, — ложь дается слишком легко.
На минуту воцаряется тишина. Я не вижу Эмму, слышу только ее дыхание, но почему-то уверена, что она мне не верит.
— Ладно… я скажу ему, что ты не приедешь к нему. Но… приезжай ко мне, пожалуйста. Раз уж ты в Москве. Не сегодня, но вообще.
— Да… да, конечно. Я только недавно прилетела в Москву. Еще не успела.
— Понимаю, — горько отвечает она.
И я чувствую, что это какое-то запутанное “понимаю”. С одной стороны, да, действительно, понимает, а с другой — совершенно нет.
Я кладу трубку. Несколько минут смотрю невидящим взглядом вперед. И только потом вспоминаю, что не одна. Резко оборачиваюсь, ловя задумчивый взгляд Смолянова.
Он слышал. Может быть, не все, но многое. В тишине машине было хорошо слышно не только мой голос, но и моей сестры, я в этом уверена.
— Не поедешь к нему?
— Нет, — твердо, непримиримо.
Сейчас я не могу, не готова. Видеть его опять так близко. Чувствовать, слышать, вдыхать. Не сегодня.
— Хорошо, — соглашается Смолянов.
Потом вдруг поддается ко мне на встречу, берет за подбородок.
Он так близко. Я ощущаю его дыхание. Впервые с такого расстояния вижу глаза Смолянова. Они коричневые с каким-то рыжим отливом. Никогда раньше не видела похожего цвета. Сложно даже описать словами. Горят как огонь. Завораживают, гипнотизируют.
Почему он так близко? В какой-то момент я думаю, что он поцелует. И это так странно, неожиданно. Но он лишь продолжает меня разглядывать. Сканирует, изучает. Каждую деталь, морщинку, черту лица. Вглядывается в мои глаза.
— Неужели… глупая мышка научила монстра любить?
Я задыхаюсь от этого тихого, проникновенного шепота. От смысла сказанных слов. Отрицательно мотаю головой, не соглашаясь.
Не умеет Старцев любить. Не умеет. Уж я-то знаю. Его сердце окаменело, заледенело. Не знаю, кто это сделал с ним, что сделало его таким. И даже если бы Старцев умел любить, его любовь была бы токсична, разрушительна, губитель, эгоистична. Я знаю, я в этом уверена.
— Почему монстра? — сипло, хрипло, на выдохе.
— Монстра… — задумчиво протянул он, — потому что нет у него души, только эгоизм и собственные интересы.
— А ты? — неожиданно для себя спросила я.
— А я? Я хуже, — и дьявольская усмешка на губах.
Я вздрагиваю. И он, наконец, отпускает меня.
— Иди, — глухо раздается его голос.
И я послушно выхожу из машины. Делаю несколько шагов прочь и слышу, как Смолянов срывается с места с громким, пронзительным визгом.
Все путается. Куда делась моя размеренная, понятная, спокойная жизнь? Я больше не чувствовала себя защищенной, уверенной в завтрашнем дне. За эти два года мне казалось, что я повзрослела, поумнела. Меня перестало тянуть на безумства. Я не занималась саморазрушением. Я, наконец, пережила… смерть родителей. Переболела. Нет, я не забыла. Никогда не забуду. Но я вновь могла вдыхать полной грудью, широко улыбаться. И все это благодаря Денису. Которого я предала ради… чего? Я и сама не знала. Как это произошло, как это опять случилось со мной.
Я ведь стала мудрее, лучше, почему те же грабли? Почему я снова чувствую себя маленькой, глупой, ничтожной? Я будто вновь вернулась назад. Туда, где я не могла найти себе места от боли и тревоги, от пустоты внутри. Где я пыталась всеми способами заместить эти чувства алкоголем, сексом без обязательств с Майком, мотоциклами, гонками. А потом и навязчивой, безумной влюбленностью в Тимура.
Оглядываясь назад, мне даже казалось, что эта влюбленность была мной выдумана. Так иногда ведь бывает, когда мы находим того, с кем как по острию, и придумываем себе чувства. Потому что с ним горячо, опасно, неоднозначно, запутанно. Не так, как с другими. Да, я все придумала себе. А как иначе? Несколько
