— Пойду приготовлю что-нибудь, — с легкой улыбкой произнесла мама, а после направилась на кухню.

Часы показывали 6:03, когда мы с отцом услышали звук разбитого стекла и возню. Папа наказал мне сидеть здесь и не высовываться, а сам ринулся к маме. Вбежав в кухню, он застал странную картину: здоровенный ворон сидел на Элеоноре и клевал ей руку, которой та закрывала лицо. Схватив кухонный полотенец, он начал бить им птицу, неизвестно откуда взявшуюся. Но пернатый не хотел так просто отставать от кровавой раны, открывшейся от ударов его черного, как уголь, клюва.

— Вон! Пошел отсюда, проклятый! — Выкрикивал отец, надеясь, что громкий звук отпугнет его.

Этот ворон был куда агрессивнее и кровожаднее своих сородичей, что было весьма жутким и пугающим. Также, от него несло мертвечиной и гнилью. Тайлер заметил нож на разделочной доске и понял, что иного пути нет. Острое лезвие со свистом пролетело по воздуху в сильный руках и рубанула агрессивную птицу. Кровь и перья брызнули из раны, окропляя собой лицо папы и стены. Громкий птичий крик заполнил комнату, нарушая тишину этого дома и всего района. Пару ударов и изрезанная тушка ворона плюхнулась на кафель. Раздробленные кости и вывороченные внутренности смотрели на родителей, а лужица крови уже начала растекаться, заполняя собой стыки между плитками кафеля. Из ступора папу вывело шипение боли мамы, скрючившейся у холодильника.

— Элеонора, родная! Потерпи секундочку! Уиллоу! Срочно неси аптечку.

Промыв рану под краном, мама осела на пол, тяжело дыша. Примчалась с нужной сумочкой в руках. Только хотела подойди к ней, как заметила на полу мертвого ворона, а через секунду в нос ударил едкий запах дохлятины, вызывающий сильнейший рвотный приступ. Зажав рот рукой, ринулась в ванную комнату, чувствуя, что меня сейчас стошнит. Белоснежный фарфоровый друг поддерживал меня, пока прочищала желудок. Меня все рвало и рвало, даже тогда, когда выходила только желчь, а потом и вовсе воздух. В это время папа обрабатывал и перевязывал кровоточащую рану жены.

— Вот, почти все. Любимая, как этот ворон попал к нам в дом? — тихо спросил папа.

— Он влетел в незащищенный угол окна, а потом напал на меня, клюя руку, — ответила та.

Ее прошиб холодный пот, а тело охватила дрожь, которая постепенно усиливалась, кожа, красивого персикового оттенка, начала желтеть, а вены под ней лопаться, десна кровоточить и отходить от зубов. Отец заметил некие перемены в ней, поэтому слегка отстранился. Глок остался в комнате, на кровати.

— Я сейчас вернусь, родная, хорошо? Просто посиди тут, скоро все пройдет, — сказав это, тот пошел за оружием.

Мама сидела на полу, почти не понимая, что происходит. Слеза прокатилась по ее зелено-желтой щеке, оставляя там мокрую соленую дорожку. Вирус уже во всю размножался в ее организме, словно тараканы, поражая здоровые клетки. Рана от птицы ужасно чесалась и горела, поэтому она стала ее расцарапывать почерневшими ногтями. Из глотки вырывались рыки, так похожие на звериные, все больше убивая ту маму, прежнюю, оставляя лишь эту тварь. Отец уже спускался по последним ступеням, когда его некогда красивая и улыбающаяся жена извивалась, словно змея на раскаленной сковороде, по всему полу, рыгая кровью, вперемешку с внутренностями.

— Элеонора… — папа зарыдал, увидев эту страшную картину.

К этому времени, наконец-то прочистила желудок. Дело не из приятных, но что поделать. Не каждый день увидишь дохлую птицу, с кишками наружу.

«М-да, жуть какая…» — мое состояние ухудшилось, ведь к нему добавилась слабость.

Из-за шума в ушах, не слышала никаких звуков, доносящихся с соседней комнаты, поэтому даже не представляла, что за ад там развернулся. Мои пряди спутались и стали похожи на гнездо. Как раз причесывала их руками, когда вошла в кухню. Мои глаза округлились и, казалось, сейчас выпадут из орбит. Мама, точнее то, что осталось от нее, сидела на полу в луже собственной кровавой рвоты.

— Боже мой… — в который раз прикрыла рот рукой и сделала шаг назад, к стенке.

Теперь перед нами была такая же тварь, которая бродила там, на улице. Все ее тело было в нарывах, рваных ранах, из которых сочилась коричнево-желтая жидкость, ужасно смердящая, и имело бледно-желтый оттенок, а в некоторых местах сине-фиолетовые пятна, капилляры в глаза полопались, создавая жуткое зрелище, со рта капала слюна. Не знаю как, но мама съела свои губы и поэтому ее зубы были открыты, опасно щелкая и клацая. Одежда была запачкана и порвана, открывая вид на ее изуродованное вирусом тело.

— Уиллоу, назад.